г) подготовка и осуществление маневра как основы успеха в обороне. Приняты меры к обеспечению маневра противотанковыми средствами, артиллерией, частями PC, танками, вторыми эшелонами и резервами, с тем чтобы на направлениях атак противника быстро создавать еще большую плотность и глубину обороны, быстро накапливать силы для производства контрударов и достигать превосходства сил для перехода в контрнаступление».
В первых числах мая переход врага в наступление приобрёл уже реальную форму. По данным советской разведки, 3—4 мая в Мюнхене состоялось совещание высшего руководства вермахта, на котором обсуждался вопрос о наступлении на советско-германском фронте. На этом сборе, проходившем под руководством Гитлера, был уточнён и окончательно утверждён план операции «Цитадель». Именно на эту операцию Гитлер возлагал большие надежды. Она должна была завершиться разгромом войск Центрального и Воронежского фронтов и в случае победы к немцам возвращалась стратегическая инициатива, утраченная под Сталинградом. Так что теперь наступление противника можно было ожидать в любой момент. Тем более внезапность всегда была козырем гитлеровских генералов.
В сложившейся обстановке советским войскам нужно было быть начеку. 8 мая командующие Брянским, Центральным, Воронежским и Юго-Западным фронтами получили из Москвы очередную телеграмму: «По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10—12 мая на орловско-курском или на Белгородско-обояньском направлении, либо на обоих направлениях вместе.
Ставка Верховного Главнокомандования приказывает к утру 10 мая иметь все войска как первой линии обороны, гак и резервов, в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации, с тем чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий завоевать господство в воздухе.
Получение подтвердить. О принятых мерах донести».
Как положено в таких случаях, Ватутин отдал приказ войскам быть в готовности, а в случае наступления противника встретить его во всеоружии. Однако прошли первые сутки, вторые... Явных приготовлений к наступлению у немцев не наблюдалось. По утрам — обычно в это время они начинали боевые действия — за их окопами стояла странная тишина.
— Спят фрицы, товарищ командующий, — ни свет ни заря вышел на связь с Ватутиным командующий 6-й гвардейской армией генерал-лейтенант Чистяков. — Я только что вернулся с передовой. На данный момент разведка не выявила никаких передвижений противника в полосе обороны армии. Прямо-таки божественное умиротворение, как в пустом храме. Зато соловьи поют, будто войны нет.
— У нас тоже распелись, заслушаешься, — на минуту отвлёкся Николай Федорович. — С детства люблю слушать их трели. Я ведь, Иван Михайлович, здешний, мои края испокон века зовутся соловьиными...
Но лирическое отступление продолжалось недолго. Разговор вновь пошел о делах текущих. Ватутин поставил задачу быть готовыми к любым неожиданностям со стороны противника.
Затишье стояло и на других участках фронта. Ни в период 10—12 мая, ни в последующие дни ожидаемого наступления не случилось. Вместо него над советскими и немецкими позициями лишь раскатисто прогромыхали, словно орудия, первые весенние громы. Причина отмены наступления гитлеровцев заключалась в том, что они еще не успели получить в достаточном количестве новые танки и самоходные орудия. К тому же сильно тормозили прибытие свежих сил врага активные действия партизан, регулярно устраивавших диверсии на путях следования гитлеровских эшелонов к фронту.
Спустя десять дней, 19 мая, Генштабом были получены данные о намерении врага начать наступление в период 19-26 мая. Как и в первый раз, командующих фронтами строго обязали не ослаблять бдительность и боевую готовность войск, продолжать вести разведку и захват пленных с целью получения новых данных о группировке противника и его замыслах.
Между тем переносы сроков наступления заставили Ватутина засомневаться в том, что гитлеровское командование вообще решится наступать в ближайшее время. Поэтому он выступил с инициативой самим начать наступление и нанести противнику упреждающий удар, о чём и доложил Сталину. План Ватутина заключался в следующем: сосредоточить основные усилия южнее Курска и нанести удар на Харьков, Днепропетровск с задачей овладеть крупным плацдармом на правом берегу Днепра с последующим выходом на рубеж Кременчуг, Кривой Рог, Херсон, а при благоприятных условиях — и на рубеж Черкассы, Николаев. Именно здесь наступление позволит достичь решающих для исхода войны результатов. Оно вывело бы из строя группу армий «Юг» — наиболее мощную группировку вермахта, лишило бы оккупантов богатейшей продовольственной базы и таких важных промышленных районов, как Донбасс, Криворожье, Харьков и Днепропетровск. Кроме того, советские войска приблизились бы к границам Румынии и Болгарии и тем самым ускорили бы выход этих стран из войны. В операции Ватутин предлагал использовать войска своего фронта, а также Юго-Западного, Южного, а на заключительном этапе и Центрального фронтов.
Сталин очень серьёзно заинтересовался планом операции, разработанной «генералом наступления». Но по мере его дальнейшего детального рассмотрения, а в этом принимали участие и Жуков, и Василевский, и Антонов, в нём были выявлены определенные изъяны. По этой причине военачальники убедили Верховного в нецелесообразности проведения такой операции.
Генерал армии С. М. Штеменко вспоминал: «Идея разгрома южного фланга противника была заманчивой. Но этот план всё-таки отвергли. Он не затрагивал центр советско-германского фронта и, главное, западное стратегическое направление, не обезвреживал основную группировку противника — группу армий “Центр”, которая в этом случае угрожала бы флангам наших важнейших фронтов, оставлял в стороне направление на Киев, весьма важное в политическом, экономическом и чисто военном отношении.
Удар на Харьков, Полтаву, Киев был, по мнению Генерального штаба, наиболее перспективным. Выход Красной Армии к столице Украины — важному экономическому центру страны — давал большие стратегические результаты. При этом достигалось всё, что сулило наступление в направлении Днепропетровска, и вдобавок еще расчленялся фронт противника (особенно в случае выхода советских войск к Карпатам), затруднялось взаимодействие между важнейшими его группировками. Из района Киева в равной степени можно было угрожать флангам и тылу как группы армий “Юг”, так (что особенно важно!) и правому крылу группы армий “Центр”. Наконец, при таком варианте мы приобретали выгодное положение для последующих действий. Он и был принят».
Надо сказать, Николай Федорович спокойно воспринял решение об отклонении его плана операции. Новый вариант был действительно перспективнее. Но всё это — дело будущего. Пока же войска Ватутина продолжали старательно совершенствовать свои оборонительные рубежи и одновременно готовиться к наступлению. Противник тоже.
Работа кипела. Строительство обороны на Воронежском фронте осуществлялось в строгом соответствии с Инструкцией по рекогносцировке и строительству полевых оборонительных рубежей от 27 апреля 1943 года, утвержденной начальником Генерального штаба РККА Маршалом Советского Союза А. М. Василевским, и с учётом опыта предыдущих операций. Основой инженерного оборудования местности была широко развитая система траншей и ходов сообщения. В среднем каждая дивизия, оборонявшаяся в главной полосе, имела до 70—80 километров траншей и ходов сообщения, по 6—7 дзотов на каждый километр фронта. На главных направлениях отрывались противотанковые рвы, все берега рек и оврагов были эскарпированы. В лесах и рощах устраивались завалы, усиленные фугасами. Впервые за годы войны была создана восьмиполосная оборона глубиной до 300 километров. За три месяца, начиная с апреля и вплоть до начала Курской битвы, было отрыто 4200 километров траншей и ходов сообщения. Генерал Чистяков вспоминал: «Когда уже в конце июня мне позвонил командующий фронтом Н. Ф. Ватутин и спросил: “Ну как, закончили работу?” — я мог только ответить: “Конца-краю нет, роем, как кроты, день и ночь...”».
