Между тем немцы, концентрируя свои войска, старались всячески дезинформировать советское командование о своих ближайших планах. С этой целью они провели ряд мероприятий, имитирующих подготовку операции по плану «Пантера». Этим планом предусматривалось наступление на юго-восток из района Белгорода (против Воронежского фронта), а также в излучине реки Северский Донец в направлении Изюм, Купянск (против Юго-Западного фронта). Чтобы ввести в заблуждение советское командование, немцы днём выдвигали моторизованные колонны к линии фронта, артиллерия занимала огневые позиции и осуществляла пристрелку целей, проводились демонстративные рекогносцировки, выдвижение макетов танков, сосредоточение переправочных средств, интенсивные радиопереговоры, авиаразведка районов ложного наступления. Также противник распространял сведения о том, что германское командование отказывается на ближайшее время от решительных наступательных действий в направлении Курска. В связи с этим войска вермахта переходят к обороне занимаемого рубежа с одновременной подготовкой в глубине новой оборонительной линии. А если наступление и начнется, говорили немцы, то не раньше сбора урожая.
На самом же деле стрела наступления со дня на день должна была быть спущена с тетивы обороны. Вот строки из доклада командования 4-й танковой армии вермахта об оценке обстановки в плане подготовки к операции «Цитадель»: «За последнее время противник ещё более укрепил свои позиции, значительно усилил средства обороны и, кроме того, по весьма достоверным сведениям, выдвинул 1-ю танковую армию с 3-м моторизованным и 16-м танковым корпусом в район Обоянь, Курск. Следует ожидать появления других крупных танковых и моторизованных сил противника северо-восточнее Белгорода и в районе Острогожска... Следует, однако, подчеркнуть, что на основе опыта двух прошлых зим весьма необходимо, чтобы операция “Цитадель” началась как можно скорее...»
На документе стоит дата 20 июня 1943 года. В один из тех дней в районе Воронежа была сбита «рама» — немецкий самолёт-разведчик, продолжительное время занимавшийся слежением за передвижением советских войск, местами их дислокации. Три члена экипажа были взяты в плен, в том числе командир экипажа — полковник, он одновременно возглавлял специальную стратегическую разведывательную авиагруппу. Ценного «пленника» сразу доставили к Ватутину. Во время допроса он заявил, что наступление немецких войск планировалось в июне, но теперь оно намечено на первые числа июля. Начало июля присутствовало и в показаниях пленных немцев 332-й пехотной дивизии, которых допрашивал командующий 40-й армией Москаленко. Они сообщили, что их дивизия снята с рубежа обороны и 2 июля должна сосредоточиться в полосе 6-й армии русских.
Переносы начала наступления, надо прямо сказать, раздражали Ватутина. Он не раз ставил перед представителем Ставки Василевским вопрос о необходимости самим начать наступление.
— Александр Михайлович! Проспим мы, упустим момент, — с досадой говорил он. — Противник не наступает, скоро осень и все наши планы сорвутся. Давайте бросим окапываться и начнем первыми. Сил у нас для этого достаточно.
Не получив одобрения от Василевского, Николай Федорович попытался найти поддержку своего плана у Сталина. В телефонном разговоре по ВЧ Верховный сказал Ватутину, что его инициатива заслуживает самого серьёзного внимания и попросил подготовить и детально доложить в Ставку соображения по Воронежскому фронту.
Николай Федорович незамедлительно подготовил эти предложения. В докладе от 21 июня, сделанном Сталину в дополнение доклада от 21 апреля, он вновь обосновал свои соображения по поводу наступательной операции. Ватутин отмечал, что, по данным разведки, противник подготавливает оборону и группирует войска в оборонительном порядке, поскольку выжидает и боится советского наступления. Соответственно, по его заключению, крупные группировки войск в районе Сумы — Ахтырка — Богодухов и Харьков — Белгород, которые готовятся к нанесению фланговых ударов по советским войскам в случае их наступления на Харьков, следует глубоко (до 300 километров на основном направлении) обойти правым крылом фронта с запада, в направлении Хотень — Ромодан — Кременчуг, и, форсировав реку Ворскла, совместно с наступающими навстречу войсками Юго-Западного фронта отрезать на её восточном берегу не менее 20 пехотных и 10 танковых дивизий. Операцию можно начать с середины июля, поскольку стрелковые и танковые части и соединения Воронежского фронта к 20 июня полностью укомплектованы, личный состав и вооружение доведены до штатного уровня. Однако не накоплен резерв танков, не хватает транспортных средств, тяги для артиллерии, недостаточно горючего и боеприпасов. Все эти вопросы должны быть решены к 1 июля.
Сейчас, по прошествии времени, можно констатировать, что план Николая Федоровича вполне мог быть успешно реализован, поскольку на тот момент советские войска имели над противником значительное преимущество в силах и средствах. Вопрос заключался лишь в его цене или оптимальности наступательного и оборонительного способа ведения боевых действий в конкретно сложившейся обстановке.
Между тем дальнейшие события показали, что Ставке уже не было никакого дела до плана «генерала наступления». Поступившие в Генштаб из разных источников разведдонесения указали на то, что наступление немцев начнется в период 3—6 июля. Ночью 2 июля Москва отправила по каналам связи третье предупреждение командующим Западным, Брянским, Центральным, Воронежским, Юго-Западным фронтами. Текст директивы гласил:
«По имеющимся сведениям, немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3—6 июля.
Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Усилить разведку и наблюдение за противником с целью своевременного вскрытия его намерений.
2. Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника».
Предупредительный сигнал Ставки тут же продублировало командование фронтов. В армии и корпуса Воронежского фронта с быстротой молнии полетело боевое распоряжение Ватутина:
«Имеются данные о том, что противник может перейти в наступление в период 3—6.7.43 г.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Усилить бдительность войск и их готовность.
2. Захватом контрольных пленных и усилением наблюдения и авиаразведки своевременно вскрыть намерения и группировку противника.
3. О принятых мерах донести».
Все — от командующего до солдата — вновь были приведены в полную боевую готовность. Командиры заняли передовые наблюдательные пункты. В лесочках и балках, ощетинившись, стояли тысячи танков и пушек. На полевых аэродромах в тревожном предчувствии замерли сотни самолётов истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиации.
— Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. А вдруг опять не начнут? Так можно и перегореть, — нервничал Николай Федорович.
— Да, войска уже застоялись, — соглашался с командующим член Военного совета Хрущев.
В первом эшелоне Воронежского фронта находились 38-я армия генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова, 40-я армия генерал-лейтенанта К. С. Москаленко, 6-я гвардейская армия генерал-лейтенанта И. М. Чистякова и 7-я гвардейская армия генерал-лейтенанта М. С. Шумилова. Во втором эшелоне держали оборону 1-я танковая армия генерал-лейтенанта М. Е. Катукова и 69-я армия генерал-лейтенанта В. Д. Крюченкина. Располагал фронт и необходимыми резервами, их основу составляли 35-й гвардейский стрелковый корпус генерал-майора С. Г. Горячева, а также 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса, которыми командовали полковник А. С. Бурдейный и генерал-лейтенант танковых войск А. Г. Кравченко. С воздуха группировку войск фронта прикрывала 2-я воздушная армия генерал-лейтенанта авиации С. А. Красовского. Что касается личного состава и боевой техники, то фронт имел в своем составе 626 тысяч человек, 4029 орудий всех калибров, 4150 миномётов (82-мм и 120-мм), 1661 танк и самоходно-артиллерийскую установку, 1080 самолётов.
