Все эти дни Николай Федорович испытывал колоссальное моральное и физическое напряжение. От усталости и бессонных ночей почернело лицо. Если ему удавалось поспать несколько часов, то это можно было считать огромным счастьем. Всё остальное время суток — нескончаемый калейдоскоп неотложных дел. А решения, которые Ватутину приходилось принимать, напрямую были связаны с исходом боёв и сражений на том или ином участке фронта и одновременно с судьбами тысяч людей. Некоторые решения приходилось согласовывать непосредственно со Ставкой ВГК, и в первую очередь со Сталиным, с которым Николай Федорович находился в постоянном контакте.
Верховный внимательно следил за ходом битвы, получая информацию из первых рук. Он ежедневно, иногда по несколько раз, вел переговоры с Ватутиным, представителем Ставки Василевским, членом Военного совета фронта Хрущевым, командармами, командирами корпусов. Прорыв немцами обороны Воронежского фронта на глубину 30—35 километров вызвал у Сталина недовольство.
Н. С. Хрущев вспоминал: «Положение складывалось тяжелое, Москва проявляла нервозность. Помню, мы с Ватутиным разговаривали со Сталиным. Потом взял трубку Молотов. Молотов всегда в таких случаях вел разговор грубее, чем Сталин, допускал оскорбительные выражения, позволял себе словесную бесконтрольность. Но чего-либо конкретного, кроме ругани, мы от него не услышали. Он ничем не мог нам помочь, потому что в военных вопросах был нулем, а использовался в таких случаях как бич, как дубинка Сталина. В оскорбительном тоне он говорил с командующим, а потом и со мной».
— Вы не умеете воевать! Бездари! Мы дали вам такие силы, средства, а вы... — летели, словно пули, обвинения Молотова в адрес Ватутина. Но больше всего в этом словесном потоке было матерщины.
Выслушивать жесткие монологи, конечно, было неприятно и больно. Тем более от непрофессионала Молотова, человека сугубо штатского, слабо представлявшего из московского кабинета боевую обстановку на Курском выступе. И заслужил ли эти оскорбления Николай Федорович? На тот момент у вверенного ему фронта дела действительно обстояли хуже, чем у соседей — войск Центрального фронта. На Орловском направлении немцы смогли продвинуться вперед на отдельных участках лишь на 10—12 километров. Но там и расклад сил был другой. Вся же тяжесть наступления вермахта легла на фронт Ватутина.
Впоследствии Г. К. Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» на это справедливо указал: «Что касается результатов оборонительного сражения на фронтах, то не надо забывать, что по 6[-й] и 7[-й] гвардейским армиям Воронежского фронта противник в первый день (5 июля 1943 г[ода]) нанёс свой удар почти пятью корпусами (II танковый корпус СС, III танковый корпус, XXXXVIII танковый корпус, LII армейский корпус и часть корпуса «Раус»), тогда как по обороне Центрального фронта — тремя корпусами. Легко понять разницу в силе ударов немецких войск с орловского направления и из района Белгорода». Но как ни сильны были удары немцев, их наступление захлебывалось. Оценив обстановку, представитель Ставки Василевский и Ватутин приняли решение предпринять мощный контрудар. 11 июля Военный совет фронта доложил в Ставку, что в шестидневных боях на Обоянском направлении противник понес огромные потери и не имеет больше резервов. К нанесению ударов привлекались 1-я танковая, 6-я гвардейская армии, часть сил 40, 69 и 7-й гвардейской армий, а также переданные из резерва Ставки ВГК в распоряжение фронта 5-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта танковых войск П. А. Ротмистрова и 5-я гвардейская армия генерал-лейтенанта А. С. Жадова.
Вечером 11 июля на командном пункте Ватутина состоялось совещание. Николай Федорович, подойдя к карте, детально обрисовал командармам сложившуюся обстановку:
— Не сумев прорваться к Курску через Обоянь, немцы будут наносить свой главный удар несколько восточнее, то есть на Прохоровку. По данным разведки, сюда уже выдвигаются части II танкового корпуса СС, которые будут наступать на Прохоровском направлении во взаимодействии с танковым корпусом и танковыми дивизиями группы «Кемпф».
Ватутин, показывая на карте Прохоровку и близлежащие населенные пункты, продолжил:
— Противник уже стащил сюда около 700 танков и САУ, в том числе более 100 «Тигров» и «Фердинандов». Задача наших армий окружить основные силы вклинившейся группировки противника, завершить её разгром, восстановить утраченное положение и создать условия для последующего перехода в контрнаступление. Так что завтра нас ждёт трудное испытание.
Совещание было недолгим. Вскоре командармы, не теряя времени, разъехались по своим частям для проведения рекогносцировки района боевых действий, необходимых перегруппировок, постановки задач соединениям, расстановки артиллерии... В соответствии с распоряжением Сталина в войска выехал представитель Ставки Василевский, которому Верховный поручил неотлучно находиться в 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской общевойсковой армиях, координировать их действия в ходе предстоящего сражения и оказывать необходимую помощь. На Корочанское направление убыл начальник штаба фронта генерал-лейтенант С. П. Иванов. Ватутину Сталин приказал оставаться на своем КП в Обояни.
Ночь на 12 июля, как и предыдущие, была далеко не спокойная. В густой июльской темноте постоянно скрещивались красные пунктиры трасс очередей пулемётов и автоматов. В небе то там, то здесь, словно люстры, загорались осветительные ракеты. Нередко, на короткое время, вспыхивали бои, но потом опять затихали. Вдалеке был слышен рокот моторов — немцы выводили на исходные позиции свои танковые и моторизованные части. Воздух был сильно пропитан горьким запахом сгоревших пшеничных и гречишных полей...
Николаю Федоровичу вновь было не до сна: «колдовал» над картой, уточняя детали предстоящих действий, вел переговоры с командармами и комкорами. Настрой у последних был боевой, о чем красноречиво свидетельствовал его телефонный разговор с генералом Чистяковым.
— Ну как, Иван Михайлович, настроение? — в привычно спокойном тоне спросил у него Ватутин.
— Настроение, как всегда, отличное, — неунывающим голосом ответил Чистяков.
— Что ты, отличное да отличное, по привычке, что ли?
— Нет, товарищ командующий. Вижу, что зверь захлебывается кровью, потому и настроение такое. Армия готова к предстоящему наступлению: уточнены задачи, определены рубежи развертывания и атаки, организовано взаимодействие между корпусами и частями, пересмотрен график артиллерийской подготовки и сделано всё для чёткого управления войсками в бою.
Бодрый голос был и у командующего 5-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенанта Ротмистрова, хотя его армии пришлось в сжатые сроки решать самые сложные задачи. Павел Алексеевич доложил о том, что провел с командирами корпусов рекогносцировку района действий и поставил им боевые задачи. Главные силы армии — все четыре танковых корпуса — 2, 18, 29 и 2-й гвардейский Тацинский развернуты в первом эшелоне западнее и юго-западнее Прохоровки, на фронте до 15 километров. Во втором — задействован 5-й гвардейский Зимовниковский механизированный корпус.
— А что у тебя в резерве, Павел Алексеевич? — спросил Ватутин Ротмистрова.
