Но и буддизм был многим обязан даосам. Буддийские миссионеры, прибывшие из Индии и Парфии, и их китайские ученики использовали даосские понятия и термины для перевода священных текстов, что обеспечило быструю интеграцию буддизма в китайскую культуру. Впрочем, при всем сходстве «недеяния» — у даосов и буддистов были совершенно разные цели. Первые ориентировались на обретение бессмертия и слияния с главным законом жизни, вторые мечтали, разорвав цепь перевоплощении, уйти от жизни и достигнуть нирваны.
Буддизм начал проникать в Китай с середины I в., но резкий подъем его влияния начался лишь с IV в. — времени варварских государств на Севере и господства мистических настроений аристократии на Юге. Среди всеобщей ненависти буддисты занимали позицию беспристрастных наставников мира.
Буддистский идеал равенства людей выступал альтернативой обществу, разделенному на враждебные этнические и сословные группы. Сращивание буддизма с китайской ученостью произошло на основе переведенных в III в. канонов буддизма махаяны. На Юге монах Даоань (Ши Даоань 312/314–385 гг.) разработал образцовый монастырский устав; его ученик Хуэй Юань (334–417 гг.) известен как основатель культа владыки рая «Чистой Земли» будды Амитабхи, ставшего популярнейшим божеством на Дальнем Востоке.
На Севере монах Кумараджива, прибывший в 402 г. в Чанъань из Кучи (буддистского государства Центральной Азии), проделал гигантскую работу по переводу основного корпуса буддийских сутр. Его ученик Даошэн сформулировал учение о присутствии Будды во всех живых существах. В V в. буддизм утвердился прочно, завоевав симпатии и простонародья, и аристократов, и императоров, которые порой сами уходили в монастырь или объявляли себя воплощениями Будды. На Севере буддизм обеспечил себе положение религии, находящейся под покровительством государства, со второй половины V в., на Юге — с начала VI в. Все больше монастырей, пользуясь расположением властей, не только превращались в центры образования, но и приобретали обширные земельные владения. Монахи оказались рачительными хозяевами: монастыри отвоевывали у лесов все новые участки земли, осваивали горные террасы.
Распространение буддизма встречало сопротивление со стороны приверженцев конфуцианской идеологии. Вспомним полемику времен Тоба Тао, пытавшегося запретить эту религию. Подобные запреты время от времени повторялись, но без успеха. Буддизм и даосизм были своеобразной реакцией китайской культуры на традиционное конфуцианство, хотя многое в этих религиях было заимствовано именно из него. Но и конфуцианство, претерпев значительные изменения, сумело приспособиться к новым условиям и через некоторое время нашло в себе силы вернуть утраченные позиции.
* * *
Культура эпохи «Шести царств» сумела, обобщив и сохранив древнее наследие, осуществить сложный религиозно-философский синтез, отвечавший вызовам времени. Различные традиции вели напряженный диалог, усиливая внимание к внутреннему миру человека и придавая китайской культуре высокую степень сложности. Как можно объяснить парадоксальное развитие культуры на фоне распада государственности?
По-видимому, этот распад и был одной из причин. Среди царей как «варварского» Севера, так и «цивилизованного» Юга в этот период попадалось немало тиранов и самодуров. Но если император единого Китая мог, как это якобы сделал Цинь Шихуан, закопать всех ученых живьем в землю, сжечь все исторические хроники или обескровить страну возведением Великой стены, то ни один из правителей периода Лю-чао не имел такой возможности, поскольку он не владел всей Поднебесной. Даосы или буддисты, преследуемые в одном государстве, находили приют у другого императора. Соперничавшие правители стремились превзойти друг друга красотой столиц, блеском двора, покровительством философам, поэтам и монахам. В истории часто бывало так, что политический полицентризм благоприятствовал культуре.
Но и внутренние социальные причины приводили к тому, что культура в эту эпоху была востребована. «Спрос на культуру» был продиктован напряженными поисками как этнической, так и социальной идентичности. Ни Великая стена, ни отлаженная государственная машина, ни отчаянное сопротивление не защитили китайцев от варваров. Но ханьцы могли противопоставить завоевателям великую культурную традицию, развивая которую они сопротивлялись захватчикам. Последние же то стремились присвоить достижения китайской культуры, то пытались найти ей альтернативу в буддизме и даосизме, то призывали вернуться к собственным корням. На Юге бежавшие северяне подчеркивали свою культурную исключительность, вызывая эффект подражания у местной элиты. В антагонизме «старых» и «холодных» родов культура выступала способом самозащиты утонченных аристократов от ретивых служак, но для чиновников, тянущих лямку службы, овладение достижениями культуры давало возможность выдержать экзамен на чин. Ученые и интеллектуалы («ши»), обретая черты наследственного сословия, начали отделять себя от государственной власти, выступая в роли носителей «национальной идеи», выражаемой через культуру.
Долгое время китайская культура была самодостаточна, развиваясь без существенных внешних воздействий. Но в III–VI вв. силу таких воздействий можно сопоставить с влиянием на Китай европейской цивилизации в XIX–XX вв. и, возможно, с кратким периодом пребывания в составе большой империи наследников Чингизхана. Китайская культура была в этот период как никогда синкретична, став ареной взаимодействия самых разных тенденций. Буддизм, пришедший из Индии через Центральную Азию, а также проникавший в Китай южным путем, через Юго-Восточную Азию, взаимодействовал с даосизмом, обогащенным верованиями «варваров».
А в это время...
Эпоха «Варварских королевств»
III–VI вв.
Две великие империи, расположенные на противоположных концах Ойкумены, «страна Серов», как называли Китай в Риме, и Дацинь, как называли Римскую империю в Китае, синхронно испытали сильнейшее потрясение в конце II в. Некоторые исследователи полагают, что это было следствием первого смыкания мира. Цивилизации оказались связаны друг с другом либо через нескольких посредников, либо напрямую через две торговые артерии — по Великому шелковому пути и по «Периплу Эритрейского моря» через Красное море и Индийский океан. Но с товарами и людьми передавались и возбудители болезней. Полагают, что чума, предшествующая восстанию Желтых повязок и так называемая Антонинова чума, завезенная легионерами из Парфии, были явлениями, связанными между собой. Пандемии, ранее не известные Древнему миру, ослабляли империи.
Но и независимо от «микробиологического фактора», Римская империя вступает в так называемый «кризис III в.». Народные восстания, военные мятежи, вторжения варваров, голод, экономический упадок не смогли уничтожить ее, как уничтожили империю Хань, но изменили до неузнаваемости. Наступила эпоха домината, империя разделилась на Западную и Восточную, изменилась религиозная политика, постепенно превращавшая христианство в господствующую веру.
Общей чертой для всех цивилизаций Ойкумены становится новая роль мировых религий. Период местных культов и частных философских школ сменялся эпохой глобальных религиозных и квазирелигиозных систем, становившихся основой социально-политической организации обществ… Это — время Вселенских соборов, собираемых римскими императорами и формирующих четкие границы христианской доктрины. Это время, когда епископы начинают играть исключительно важную роль. Тогда же зороастризм становится целостным религиозным учением, опирающимся на четкую иерархическую организацию храмов и священнослужителей, и цементирующей основой Сасанидской империи. У нас мало сведений об индийской империи Гуптов, но мы знаем, что именно в этот период происходит превращение древней брахманской веры в подобие индуизма, важнейшей чертой которого является поклонение божествам Шиве, Вишну, Лакшми и т. д. Поэтому успех буддизма и расцвет монастырей и школ в Китае, формирование параллельной системы даосских монастырей и начало превращения конфуцианства в религиозно-философскую доктрину не представляются исключением.
