Был ли халифат империей? «Царство Агарянское», как называли его православные источники, претендовало на универсальную власть во всем мире, смешивая народы в «плавильном котле» уммы — общины мусульман, не знающей преград в своем расширении. Бюрократия не сразу, но все-таки начинала складываться уже в халифате Омейядов (661–750), главным образом за счет ученых зиммиев — иноверцев, признавших власть ислама. Так, христианский мыслитель Иоанн Дамаскин был, как и его отец, казначеем у халифа. Багдадский халифат Аббасидов (750–1258), ядром которого стали земли древней Персии, как уже отмечалось, опирался на традиции иранской бюрократии. Но если прочие империи лишь стремились к гармоничному сосуществованию светской и духовной властей, то халифат был теократией, власть светская и религиозная были едины, причем вера в гораздо большей степени, чем у Карла Великого, придавала смысл существованию «праведной империи», обеспечивала высокую социальную мобильность, облегчала этнокультурный и этноконфессиональный синтез. Вчерашние зороастрийцы и христиане оказывались вдумчивыми читателями Корана, привнося свою древнюю ученость в комментарии.
Уязвимым местом халифата стало отсутствие постоянного войска. Когда воины-бедуины растворились среди местного населения или вернулись в свои пустыни, то армия халифов стала комплектоваться из наемников — горцев, тюркских кочевых или полукочевых народов или же из рабов-гулямов. Ни крестьянской армии, ни особого военного сословия здесь не возникло.
Но сколь ни велико было своеобразие халифата, ему была уготована общая судьба с другими империями той эпохи — стать неподражаемыми образцами для своих цивилизационных ареалов. Неслучайно историки культуры говорят о «Тайском ренессансе»,
[19] «Македонском ренессансе», «Каролингском ренессансе», а время Гарун-ар-Рашида (786–809) станет вспоминаться как «золотой век» арабской культуры. Вернуться к этим классическим образцам будут призывать все новые поколения правителей, реформаторов, бунтовщиков. И чем менее достижимым становился идеал, тем более привлекательным был в истории образ этих великих империй раннего Средневековья.
Глава 3.
Династии Сун и Цзинь X — начало XIII в.
От эпохи «пяти династий» к установлению династии Сун
После свержения династии Тан Китай вновь распался на несколько враждующих между собой государств. На их престолах сменяли друг друга императоры из числа вчерашних бандитов, вождей кочевых племен и военачальников, посаженных на трон армией. Этот период получил в истории название «Эпохи пяти династий и десяти царств» (906–960), хотя государственных образований в этот период насчитывалось еще больше. Междоусобные войны, набеги степняков и разрушение дамб вели к запустению Поднебесной. Столица Чанъань подверглась разорению до такой степени, что, по уверению современника, ее «развалины заросли боярышником и ежевикой, и по ним бегали лисы и зайцы». Население либо было перебито, либо уходило в более спокойные районы — на запад в Сычуань или на юг за реку Янцзы. В обществе неизмеримо возросла роль военных: коменданты военных округов — цзедуши — чувствовали себя полными хозяевами, армейская верхушка составляла большинство в окружении императора, местные чиновники различного уровня, деревенские общины, даже монастыри — все пытались содержать своих воинов, способных хоть как-то защитить в смутное время.
Китайская историография, ориентирующаяся на ценность государственного единства, рисует этот период самыми мрачными красками. Но, как и в эпоху Лючао, крах мощной империи нельзя оценивать однозначно. Ослабление налогового гнета и временное сокращение бюрократического аппарата позволяли быстро восстанавливать хозяйственную жизнь, как только наступало затишье. Новые крупные землевладельцы, сменившие танскую высшую бюрократию и знать, уже не надеясь на милости столичных властей, проявляли заинтересованность и в улучшении ирригационной системы, и в возделывании целины. Это вело к подъему сельского хозяйства. Особенно бурно развивалось хозяйство в южных районах, удаленных от опустошительных набегов степняков. В новых государствах некоторым из вельмож удавалось сохранять культурные традиции, лавируя между враждующими правителями. Так, Фэн Дао (882–954) с характерным прозвищем «Никогда не унывающий старик» пережил восьмерых императоров пяти разных династий, сохраняя при этом должность цзайсяна. Покровительствуя ученым, он заботился о редактировании свода конфуцианского канона и основал в Лояне типографию, печатавшую эти тексты с деревянных досок. Гравюры на дереве были известны и ранее, но тиражирование книг применялось впервые. Фэн Дао считается изобретателем ксилографии.
Но поколениям китайцев междинастические периоды запомнились не этими успехами, а вторжениями варваров, которые пользовались ослаблением страны. Так, кидани, уже давно активно участвовавшие в междоусобных войнах, захватили значительные территории на севере Китая, создав империю Ляо. Этот монголоязычный народ, находившийся некогда в подчиненном положении у Тюркских каганов и их наследников — уйгуров, воспользовавшись исчезновением империи Тан, захватил лидерство в регионе к северу от Китая. Образованная киданями империя Ляо («железная») завоевала царство Бохай, расположенное на территории Маньчжурии, северной Кореи и пограничных районах российского Дальнего Востока. Непокорных бохайцев массово переселяли вглубь монгольских степей. От бохайской традиции кидани заимствовали принцип сохранения в государстве пяти столиц, в которых правитель пребывал по очереди. В результате войн киданям удалось захватить шестнадцать округов на Севере Китая. К рубежу X–XI вв. население империи Ляо насчитывало около четырех миллионов человек, свыше половины из которых составляло оседлое китайское население. На службу киданям переходило немало перебежчиков из Китая. Империя управлялась двумя разными правительствами — северным, в чьем ведении находились племена киданей и других не-китайских народов, и южным, организованным на китайский манер и управляющим в основном китайским населением. И хотя империя Ляо во многом подражала традициям Поднебесной, кидани разработали собственную письменность на основе староуйгурского письма, впрочем, в обращении были и китайские иероглифы. Наряду с шаманизмом в империи Ляо все большее распространение получали буддизм, а также несторианство. При императорском дворе почитали Конфуция и стремились опереться на конфуцианскую модель управления страной. С покоренных народов дань взималась в основном натурой — продуктами земледелия, ремесленными изделиями, но едва ли не основной источник доходов империи Ляо составляли различные поступления с территории Китая — в виде военной добычи, дани, «подарков», неэквивалентной торговли. Притом что империя Ляо не могла выставить армию, превышающую 100 тысяч воинов, а в реальности и эта цифра была труднодостижимой, конница Ляо неизменно побеждала армии, собираемые многомилионным Китаем.
