«Ветротекущий император» и гибель империи
У власти часто менялись как сторонники «синь фа», так и его противники. Продолжатель «нового курса» Цай Цзин, уже ранее возглавлявший правительство, был снова назначен цзайсяном молодым императором Хуэй-цзуном (1100–1126). Этот император вступил на трон в возрасте девятнадцати лет, он не походил на своих предшественников прежде всего своим воспитанием, предпочитал веселую жизнь столичной «богемы», увлекался искусствами, поскольку знал, что трон должен был унаследовать его старший брат. Но после неожиданной кончины последнего он в скором времени стал императором. Хуэй-цзун не просто вернул к власти сторонников преобразований, но и сам решил сделать все возможное, чтобы в стране установилась гармония.
Прежде всего Хуэй-цзун написал и опубликовал свой трактат «Размышления о чае». В нем впервые упомянут белый чай, описываются различные сорта чая (такие как «Серебряные иглы с белым ворсом» или «Костный мозг зеленого феникса с высокого пика»), излагаются особенности чайной церемонии и объясняется сама суть напитка: «Что до чая как предмета, то он изяществом своим превосходит изящество долин Оу и Минь, сбирает в себе все совершенство гор и потоков, успокаивает душу и избавляет от тоски, дает ясность и приводит к гармонии…»
Поддерживать мировую гармонию — миссия императора, и он неустанно трудился на этом поприще, совершенствуя церемонии и обращаясь к искусству. Императоров-поэтов в истории Китая встречалось немало, но на сей раз на троне оказался одаренный художник. Он вырос во дворце, украшенном пейзажами, утверждавшими красоту мироздания, а следовательно, и порядок в стране. Образцом для подражания считался великий пейзажист XI в. Го Си, писавший, что созерцание диких источников и скал — обычное наслаждение для совершенного человека. Но Хуэй-цзун предпочитал более камерные композиции жанра «цветы и птицы». Лишенные помпезности, они подчеркивали эстетическую ценность частных проявлений природы и при этом доказывали тезис о единстве живописи и поэзии. Император учреждает Академию живописи (1104 г.), где темами конкурсных работ художников служили строки из поэтических произведений. Однажды такой темой стала строфа из стиха танского времени:
Бамбуковая роща окружает таверну
Рядом с прогулочным мостом.
Пока все рисовали рощи, таверны и мосты, один художник нарисовал флаг, развевающийся над бамбуковой рощей, на котором был начертан иероглиф «вино». Император признал этот способ описать ситуацию «окружает со всех сторон» самым оригинальным и присудил ему победу Но, поощряя отказ от слепого подражания канону, Хуэй-цзун не допускал сомнений в эталонном характере собственных картин, копируемых учениками. Художник в нем был все же сильнее философа.
Синтез живописи, поэзии и философии призвана была подкреплять каллиграфия, в которой император также был признанным мастером. Может быть, именно поэтому он поставил во главе правительства Цай Цзина, имевшего неоднозначную репутацию, но слывшего лучшим каллиграфом своего времени. Возможно, император и не вникал в подробности управления страной. Но он занимался другим — сочинял музыкальные произведения, совершенствовал экзаменационные программы, писал трактаты по садово-парковому искусству и архитектуре, производству фарфора. Сотни чиновников разъезжали по стране в поисках предметов старинного искусства и древних рукописей для пополнения императорского музея. Император начал составление сводного каталога коллекции живописи, включавшего описание свыше шести тысяч работ. Красота явилась залогом сохранения миропорядка, ради этого Хуэй-цзун трудился не покладая рук.
На его картине 1112 г. изображен конек крыши и разлетающиеся по небу журавли. Поднимающийся к солнцу журавль служит добрым предзнаменованием, а в даосском пантеоне символизирует связь земли и неба, поскольку на журавлях летают в небесах бессмертные. В поисках философского смысла своей деятельности император все больше сближался с учением даосов. Приближенный ко двору даосский мудрец Линь Линсу провозгласил Хуэй-цзуна воплощением старшего сына Верховного Нефритового императора, призванным установить даосское правление во всем мире. Здоровье души и тела императора, его долголетие и сексуальная энергия, поддерживаемая знаменитыми «золотыми пилюлями» даосов, гарантировали связь земли и неба, были стержнем той самой мировой гармонии, к которой стремился император. Многие императоры Поднебесной благоволили даосам, особенно когда они сулили бессмертие. Но Хуэй-цзун ко всему подходил творчески — он занимается реформированием даосской литургии, сочиняет ряд религиозных гимнов (распеваемых по сей день), распоряжается отпечатать полное издание даосского канона. Придворные даосы убеждают его в необходимости ускоренного слияния буддизма с их религией. С 1117 г. буддийские монастыри реорганизовывались на даосский манер и переходили под контроль императорской администрации.
К этому времени ситуация в стране обострилась.
Империя Ляо, некогда отторгнувшая у Китая северные округа и получавшая китайскую дань, клонилась к упадку. В 1115 г. Агуда, вождь подвластных Ляо племен чжурчженей, поднял мятеж, провозгласив новую империю Цзинь.
В 1118 г. правительство Сун заключило с ней союз, договорившись о разделе владений Ляо. Но «цивилизованные» кидани, проигрывавшие свирепым чжурчженям, оставались сильнее китайской армии, терпевшей от них одно поражение за другим. Чтобы снаряжать походы на Север, пришлось вводить все новые налоги, а в 1121 г. — прекратить финансирование государственных школ, распустив по домам десятки тысяч учеников и преподавателей, пополнивших ряды недовольных. Неоконфуцианская идеология предъявляла к добродетелям власти завышенные требования, которым сунская бюрократия соответствовать не могла, а если же пыталась их удовлетворить, то допускала ошибку за ошибкой. Восстановление миропорядка предписывало наказать наглых варваров и отвоевать исконно китайские территории, а раз это не получается, то не утрачен ли властью «мандат Неба»?
Все большую критику вызывал Цай Цзин, последующая историография описывала его как взяточника, в желании удержаться у власти потакавшего всем вздорным идеям императора. Но он строил больницы для бедняков, пытался вести такую налоговую политику, чтобы богачам приходилось делиться своими доходами, ему удалось провести новую перепись населения, показавшую, что оно за тридцать лет увеличилось на 10 млн человек. Инициированные даосами гонения на буддийские монастыри обогатили казну за счет секуляризации. Однако основные цели синь фа реализовать не удалось: кавалерия не была создана, армия оставалась дорогой и беспомощной, налоговая система «квадратных полей» пришла в разлад, средства приходилось добирать за счет повышения косвенных налогов (на соль, уксус, чай, лак), что вызывало всеобщее недовольство. А расходы возрастали: помимо оплаты меценатских затей Хуэй-цзуна требовались деньги на войну.
В 1120–1122 гг. в приморской провинции Чжэцзян вспыхнуло восстание, подготовленное тайной организацией «Мин-цзяо» («Учение о свете»), чья идеология включала манихейские, буддийские и даосские верования. Повстанцы захватили Ханчжоу, и правительству пришлось двинуть на них войска, призванные сражаться на северных границах. Вождь восставших Фан Ла — крупный производитель лака, пострадавший от государственной монополии на его товар, обличая беззакония властей, особый упор делал на позорную дань, выплачиваемую варварам. В 1121–1122 гг. в провинциях Хэбэй и Шаньдун под лозунгами равенства и борьбы с беззаконием вспыхнуло восстание чиновника средней руки Сун Цзяна, подавленное с еще большим трудом (согласно некоторым источникам, Сун Цзян и его сторонники были амнистированы). Считается, что именно на основе народных легенд об этих событиях в XIV в. был написан самый популярный китайский роман «Речные заводи», где кроме ста восьми повстанцев присутствуют и антигерои — Цай Цзин и его подручные, наделенные портретным сходством (например, в романе обыгрывается каллиграфический талант цзайсяна). Сатирическое произведение «Цветы сливы в золотой вазе», написанное еще два века спустя, также буквально воспроизводит обвинения, выдвинутые против клики Цай Цзина при дворе. В романе инспектор Военного ведомства обращается к императору: «…Варвары совершали набеги с древних времен. <.. > Однако никто не слыхал, чтобы угроза нашествия зародилась извне, когда нет тому повода внутри страны. <…>. Если бы все внутри было наполнено жизненным эфиром, а процветание защищено от внешнего удара, откуда бы явилась беда? Ныне накликал нашествие орд инородцев не кто иной, как наставник Вашего Величества Цай Цзин, что служит в зале Высокого правления».
