Отправляясь в поход, Ин-цзун доверил регентство сводному брату. Узнав о катастрофе, придворные предложили регенту срочно заключать мир с ойратами и эвакуировать столицу в Нанкин. Но возобладала партия «патриотов» под руководством Юй Цяня, заместителя павшего в бою начальника военного ведомства. Он убедил регента занять престол самому (присвоив плененному брату звание «великого предшествующего императора») и настоял на подготовке к обороне. Эсэн не стал сразу развивать свой успех, рассчитывая на то, что китайцы пойдут на любые уступки, раз у него в плену император. Однако Юй Цянь на переговорах напомнил ойратскому вождю изречение Мэн-цзы: самым важным является народ, затем — страна и лишь затем — государь. Поняв, что законный император принесен в жертву интересам правящей китайской элиты и переговорами он ничего не добьется, Эсэн начал штурм Пекина. Юй Цянь вел активную оборону, применяя артиллерию в неслыханных ранее масштабах. Потерпев неудачу, Эсэн вынужден был вернуться в Степь. Возможно, задумав компенсировать провал похода и стремясь посеять раздоры в среде высшего руководства в Пекине, через некоторое время Эсэн отпустил своего венценосного пленника домой.
Можно считать, что замыслы Эсэна частично сбылись. «Великий предшествующий император» занимал в дворцовом парке отдельный домик, в котором жил под охраной до 1457 г., пока военный переворот не вернул его к власти. Его брат был задушен. Вернувшись к власти, Ин-цзун (единственный из императорской династии Мин) взял себе новый девиз правления: если ранее его эра именовалась «Законное наследие», то теперь «Небесная благосклонность». Одним из первых его деяний была казнь Юй Цяня, его трактовку философского изречения Мэн-цзы император счел заурядным предательством (позже, правда, в честь спасителя Пекина был воздвигнут поминальный храм). Пребывание в плену наложило глубокий отпечаток на культурную политику Ин-цзуна, усилив его стремление к возвеличению исконно китайских ценностей и искоренению кочевых традиций. Хотя в его правление войны со Степью прекратились, он запретил в столице говорить по-монгольски, носить монгольскую одежду, а также пресек традицию закапывать наложниц вместе с покойным императором. Со второй половины XV в. Поднебесная уже не знала воинственных «конных императоров» и перешла к стратегической обороне, восстановив Великую стену.
Жизнь в стране вошла в спокойное русло. Императоры соблюдали церемонии и занимались своим гаремом, постепенно устраняясь от управления государственным аппаратом. Потакая их прихотям, евнухи забирали все большую власть, а конфуцианцы привычно осуждали и евнухов, и императоров. Как и в эпоху Тан, множилась титулованная знать, получавшая щедрое государственное жалованье. К концу XV в. родственников императора числилось уже свыше 20 тыс. Рос государственный аппарат, а эффективность его работы падала. Подати поступали, хотя не всегда и не отовсюду. Порой отдельные провинции поражали голод и восстания, случались слишком морозные зимы и разрушительные паводки.
Напрягая усилия, власти справлялись с этим злом. От обесценившихся бумажных денег полностью избавились, отказались и от технологий гибкой финансовой политики — высшего достижения китайской средневековой экономики. Налоги собирались как натурой, так и металлическими деньгами. Крестьяне и ремесленники все чаще откупались от казенных отработок. Переписи этой эпохи не отличались полнотой, но все сходятся в том, что во второй половине столетия население достигло 100 млн, вернувшись на уровень начала XII в. Вопреки препятствиям властей земля концентрировалась в частных руках, крестьяне становились арендаторами или уходили в города и на промыслы, разлагалась система военных поселений.
Перенос столицы на Север замедлил развитие городов в нижнем течении Янцзы, но в целом города росли. Дымили казенные металлургические заводы и фарфоровые мануфактуры, работавшие не только на внутренний рынок, но и на экспорт. Торговля строго контролировалась, но всюду сновали коробейники, а купцы постепенно богатели, обходя препоны. Несмотря на «морские запреты», все новые переселенцы из Фудзяни и Гуанчжоу пополняли колонии хуацяо в Юго-Восточной Азии. Те же самые люди в японских источниках назывались «китайскими пиратами».
Исправно действующая система экзаменационных конкурсов и государственные школы регулярно поставляли избыточное количество лауреатов, претендующих на новые должности и жалованье. И с тем, и с другим начинались проблемы. Частные школы занимались натаскиванием к экзаменам, превращая учение в зубрежку канонов. Философия возвела неоконфуцианство в догму и остановилась в своем развитии. Официальная поэзия и литература строго подражали канонам времен Тан, художники придворной академии копировали жанр «цветов и птиц». Развитие естественных наук и математики замедлилось, чиновники и купцы вполне обходились четырьмя действиями арифметики. Старые приемы обмера площадей и исчисления налогов всех устраивали, а двигатель науки, навигация, была снята с повестки дня. Жизнь стала проще, но удобней. В чайной церемонии начали использовать заварочные чайники. Фарфор становился все тоньше. Расцвели жанровая миниатюра, мелкая пластика, прикладное искусство. В моде были новеллы в стиле уся и приключенческие романы на разговорном языке.
Не зная серьезных соперников, Поднебесная ощущала себя полностью самодостаточной. Мощное государство, сочетавшее конфуцианскую идеологию с постепенно стирающимися традициями монгольской политической культуры, успешно справлялось с задачей «обрубать ветви, чтобы лучше рос ствол». Однако социальные противоречия, свойственные середине и второй половине династического цикла, нарастали: население умножалось, а земельный фонд был ограничен; размеры среднего крестьянского участка уменьшались, росли средние и крупные земельные владения; уходившие на эти земли тягловые люди переставали платить налоги, быстро растущему государственному аппарату доставалось все меньшее жалованье в расчете на одного чиновника; солдаты переставали получать довольствие и переходили к разбою; у государства не хватало средств на оплату ремесленных поставок и купеческих перевозок. В этой связи в общем объеме налогов и тягла росла доля ремесленных и торговых отработочных повинностей. При этом развивалась экономика, процветала городская культура и казалось, что так будет всегда.
Следующему XVI в. предстояло либо разрешить сложившиеся противоречия, либо привести империю к гибели. Признаки технологического отставания от Западной Европы были видны невооруженным взглядом: если Марко Поло испытал шок, столкнувшись с превосходством китайской цивилизации, то в XVI в. европейцы хотя и дивились богатству Китая, но прибывали туда на более совершенных кораблях и обладали значительно лучшими навигационными приборами, картами и оружием.
А в это время…
Талассократии и наследники кочевых традиций
середина XIV — конец XV в.
Ойкумена становилась все более проницаемой для путешествий. Ибн-Баттута в своих странствиях добирался до современных Мали и Танзании, подробно описал (возможно, что с чужих слов) последние годы Юаньской династии, гостил в Золотой орде и побывал на Каме, откуда купцы уходили торговать на север, в «область мрака». Тверской купец Афанасий Никитин добирался до Индийского Декана (посетив Бидар, столицу индийского государства Бахманидов) и Западного Ирана, дьяк Григорий Истома впервые прошел из Москвы в Данию через заполярный мыс Нордкап, а португальцы обогнули Африку Мир сильно менялся, и эти изменения можно было наблюдать на суше и на море.
