Оживление в водах Тихого океана было вызвано импульсами, исходившими из Китая. Его экономика была на подъеме, но перенос столицы из приморского Нанкина в не связанный с морем водными артериями северный Пекин и «морской запрет» указывали на то, что страна отворачивалась от океана. Инициатива переходила в иные руки. Остров Окинава и весь архипелаг Рюкю стали играть роль эмпория или даже «офшора» Поднебесной в условиях «морского запрета». Местные купцы и китайцы, торговавшие под видом рюкюсцев, выстроили торговый треугольник: Юг (Дайвьет, Сиам, Ява, Суматра, Бирма), Китай и Север (Япония и Корея). Прибыли торговых операций доходили до 1000 %. Это был «золотой век» Окинавы.
Однако по мере ослабления империи Мин хозяевами моря становились японские и китайские пираты, все смелее нарушавшие «морской запрет».
На другом конце Восточно-Китайского моря процветало корейское государство Чосон. Экспедиции корейского флота на Цусиму убедили японских пиратов в том, что им выгоднее стать купцами. Признавая вассалитет по отношению к империи Мин, что облегчало торговые связи, чосонцы использовали конфуцианские принципы устройства власти. Янбаны — служилые землевладельцы — сдавали должностные экзамены. Для них действовала масса частных и государственных школ. Спрос на книги привел к тому, что с начала XV в. корейские печатники перешли от ксилографии к металлическим наборным шрифтам. По инициативе Седжона Великого была разработана новая система письма — хангыль, приспособленная для корейского языка лучше, чем старая ханча, основанная на китайских иероглифах.
В Японии отсутствие внешней угрозы снимало необходимость в сильном государстве, периоды децентрализации и войн «воюющих провинций» не вели к фатальным последствиям, но могли оказаться благоприятными для развития хозяйства и культуры.
Города Сакаи и Хаката, игравшие главную роль в заморской торговле, сравнивают с «вольными городами» Запада, настолько сильно было местное самоуправление в период сэнгоку дзидай — «сражающихся провинций» (1467–1573).
[27] Рост числа сделок и их усложнение вели к появлению ценных бумаг, аналогичных векселям и чекам. Придворные и монастыри покровительствовали ремеслам, торговле и ростовщичеству. Доходы с торговых пошлин были более выгодны и менее хлопотны, чем попытки увеличить поборы с крестьян, не раз уже отвечавших на это восстаниями.
XV столетие — время быстрого распространения ислама на новые земли. В африканском Сахеле, где были активны мусульманские купцы, занятые в транссахарской торговле, правители насаждали ислам «сверху», решив, что новая вера может укрепить их власть. Иным был путь распространения ислама в зоне вдоль Индийского океана от Африканского рога до современного Мозамбика. Пришельцы из Аравии и Персии смешивались с африканцами, создавая «береговую» культуру суахили (от арабского сахелъ — берег), культуру самоуправляющихся городов, ведущих торговлю с Южной Азией.
К началу века гуджаратские купцы-мусульмане усилили свое присутствие на Суматре и Малаккском полуострове. Опираясь на них, принц Парамешвара принял ислам и под именем Искандер-шаха создал Малаккский султанат. Вскоре малайские купцы и проповедники донесли ислам до южных Филиппин, несмотря на то что растущей мощи мусульман противостояла империя Маджапахит, господствовавшая на Яве и других островах Нунсантары (Индонезии).
В Индии в XIV–XV вв. расширению исламских государств сопротивлялась империя Виджаянагар. Угроза со стороны Делийского султаната, а затем государства Бахманидов (хотя и не слишком сильная) вынудила правителей последней индуистской империи многое заимствовать у северных противников. Они стремились утвердить систему служилых наделов — джагиров (они представляли собой возможность распоряжаться частью государственного налога). Доходы от морской торговли через Гоа позволяли Виджаянагару закупать арабских скакунов для кавалерии, держать наемные войска.
Бахманидские султаны не были рьяными воинами за веру. Они даже не взимали джизъю — налог с «неверных», ведь на подконтрольном им плоскогорье Декан мусульмане составляли незначительное меньшинство. Вместе с тем, Бахманиды поощряли переселение к ним персов, что вызвало соперничество местных мусульман декани и чужеземцами афаки. Одним из афаки был Махмуд Гаван, персидский купец, ставший визирем. Афанасий Никитин застал эту эпоху, когда могущество султаната достигло апогея, он простирался от Малабарского берега до Коромандельского, а его правитель пытался сделать систему военных держаний эффективной. Но визирь пал жертвой интриг декани, после чего султанат лишился своих завоеваний.
Гуджаратские султаны боролись с кланами воинов-раджпутов, засевших в своих горных замках, не желая, впрочем, тратить много средств для их насильственной исламизации. Гуджарат стал не только центром торговли в Индийском океане, но и «мастерской Индии», где многочисленные ремесленники и крестьяне-надомники изготовляли ситцы и шелковые ткани, расходившиеся по миру.
Правители Делийского султаната некогда гордились тем, что после монгольского завоевания Ирана и Ирака им удалось сохранить ислам в чистоте и добиться его распространения. Впрочем, Делийский султанат был разорен Тимуром как «страна плохих мусульман», не проявивших должного рвения в распространении истинной веры.
Однако на протяжении XV в. в Северной Индии не существовало мусульманского государства-гегемона, каким позже станет империя Великих Моголов. Этот век принес Индии экономическое и культурное процветание. Правители состязались друг с другом в меценатстве и строительстве, шел интенсивный поиск культурного синтеза, появились синкретические учения (бхакти, ранний сикхизм), в которых провозглашалось равенство людей перед богом, отвергались нетерпимость и формализм традиционных учений, выражались сомнения в кастовом строе, в роли мулл и брахманов. Новые идеи были порождением городской среды, откуда выходили учителя (гуру), творцы религиозных систем, почитаемых приверженцами разных конфессий. Религиозно-философские песнопения индийских гуру творили литературные языки из диалектов Северной Индии — гуджарати, панджаби, бенгали.
Основными соперниками, претендующими на лидерство в мире «старого ислама», в этот период были Тимуриды, конфедерации Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, султаны Египта и турки-османы. Всех их можно назвать «военными ксенократиями»: властная военная элита была инородной по отношению к основному населению.
Войско египетского султана комплектовалось из рабов-мамлюков. Молодых невольников привозили в Египет, где они принимали ислам и получали военную подготовку. Иногда мамлюки обретали свободу и могли заводить семью, не имевшую, правда, полноценного официального статуса, ибо подлинной семьей они считали своих однополчан, спаянных преданностью хозяину-эмиру, который их купил, обучил и отпустил на волю. Лишь прошедший рабство и военное обучение мог стать мамлюком, их дети не могли наследовать их статус.
