Султаны заимствовали арабскую систему икта и выстроили собственную систему военных держаний — тимаров. Султаны обладали достаточной политической волей, чтобы обеспечить по-настоящему условный характер этого землевладения, необходимость несения военной службы с каждого тимара соблюдалась неукоснительно, и даже самые высокопоставленные писцы, приближенные к султану, не смели претендовать на эти земли. У мамлюков османы взяли идею создания корпуса гвардейцев — янычар, из числа детей, отобранных у христианских семей. Но верность янычар не зависела от личности конкретного султана, они были «капы кулу» (рабы дворца), служили османскому государству, их отличала дисциплина, а постоянные войны были гарантией от ее разложения. Столкнувшись с армией Яноша Хуньяди, оснащенной «ручницами», турки быстро снабдили свои войска ручным огнестрельным оружием, тогда же были взяты на заметку и чешские боевые повозки таборитов. Построив флот, турки бросили вызов лучшим мореходам Средиземноморья.
Как в Египте и в державе Тимура, смысл существования Османского государства заключался в обеспечении функционирования и воспроизводства военной машины. Тимариоты несли службу, чтобы получить добычу и предоставить султану земли для новых тимаров. Но турецкая внешняя политика была вполне последовательна в глазах мусульманского мира. Османы, ощущая себя исламскими наследниками Византии, наступали на «неверных» на Западе и воевали с «еретиками»-шиитами на Востоке (при этом войны с шиитами отличались большей жесткостью, чем с христианами). Завоевания султана не выглядели своекорыстной борьбой за контроль над торговыми путями, подобно политике египетского султана, Венеции или Генуи. Доходы от торговли обогащали султанскую казну, но не были ее главным источником. Купцы считались ненадежными людьми, более всего пекущимися о собственной выгоде.
Итак, пережив сумбурный XV в., регион «старого ислама» адаптировался к тюркскому фактору и вступил в период стабильности. Мавераннахр останется под властью узбеков на века, мусульманский «антимир» шиитской Персии обретет устойчивую цивилизационную идентичность. Османская империя встанет во главе исламского мира. Отлаженная военная машина, сильное государство, общество, открытое для социальной динамики, приспособленное к экспансии, — все это внушало удивление и страх.
Европа, слишком долго не имевшая по-настоящему грозного противника и не испытывавшая нужды в едином сильном государстве, могла позволить себе «роскошь феодализма». Теперь, когда такой противник наконец появился, поможет ли порожденное этой роскошью богатство слабой Европе?
Крестовые походы против турок провалились. Константинополь пал в 1453 г., не дождавшись помощи от Запада. Венецианцы и генуэзцы добились от Порты сохранения некоторых привилегий, но в целом Восточное Средиземноморье было потеряно. Генуэзцы поняли это раньше, перенеся предпринимательскую активность в Западное Средиземноморье и Атлантику, где дела христиан шли лучше. Но турки могли им угрожать и там. В 1480 г. турецкий флот доставил в Калабрию 18 тыс. воинов, которые взяли штурмом Отранто, и только скоропостижная смерть султана Мехмеда II не дала туркам двинуться на Рим. Турецкий адмирал Кемаль Рейс совершал рейды на Балеарские острова и, выйдя в Атлантику, разграбил Канары.
Однако, хотя турки могли построить флот и собрать армию, у них не было инфраструктуры для быстрой и вместе с тем постоянной мобилизации капитала. Европейцы же, проиграв сражение, могли купить новые корабли и набрать воинов, благо в наемниках недостатка не было. На Западе для этого имелись отработанные институты торговли и кредита, складывающиеся веками, чего нельзя было ввести султанским фирманом.
Экономическая сила Европы была основана на возможностях свободного обращения капиталов, подкрепленных гарантиями собственности. Король мог не любить купцов, но если он постоянно притязал на имущество подданных, то перед лицом соседей, более любезных с богачами, он рисковал остаться без денег, без солдат и, как следствие, без власти.
Теологи ослабляли запреты на взимание коммерческого процента. Защита имущественных прав укреплялась растущей армией юристов. В итоге в Европе оказалось возможным аккумулировать капиталы в одной семье на протяжении нескольких поколений, чего не бывало в сильных империях. Запад демонстрировал удивительный запас прочности, гибкость и способность решать сложнейшие задачи, не прибегая к политической консолидации.
Сквозь удивительную пестроту цивилизаций Ойкумены проступали процессы, имевшие схожий вектор. Бурное развитие денежной экономики, особенно зримое на Дальнем Востоке, в Латинской Европе, в регионах, омываемых Индийским океаном, было результатом действия механизмов, запущенных давно. Но в XV в. начался кумулятивный эффект от складывания межрегиональных товарных связей. Преобладание морской торговли вело к упадку традиционных сухопутных путей и, как следствие, к упадку стран, по которым проходили эти пути. Впрочем, политические неурядицы и давали обычно первый импульс к поиску обходных маршрутов. Процессы, порожденные развитием экономики, имели социальные последствия, воспринимаемые, как правило, с негодованием. Купцов, менял, ростовщиков ненавидели почти везде. Разница заключалась в возможностях власти ограничивать, а то и вовсе блокировать развитие денежной экономики.
Люди продолжали высоко ценить существующие каноны и традиции, доводя до совершенства методы комментирования священных авторитетов, и искали в древности, реальной или вымышленной, новые источники вдохновения. Но при этом охотно заимствовали чужое знание, особенно если речь шла об инновациях технического характера. Небывалая плотность различного рода изобретений и усовершенствований не могла не привести к переменам в социальной жизни, а затем и в мировоззрении. Нельзя напрямую связывать успехи денежной экономики с новыми культурными поисками, но то, что духовными учителями становились главным образом выходцы из городских, торгово-ремесленных слоев, по меньшей мере символично.
Глава 6.
«После средневековья».
[28] Последние полтора века империи Мин
XVI — середина XVII в.
Императоры, секретари и евнухи
К началу XVI в. империя Мин пребывала в состоянии стагнации, вступив в середину очередного династического цикла. Происходившие в стране процессы чаще всего оказывались вне «зоны контроля» слабеющей государственной власти. Повторялась история, уже многократно случавшаяся с династиями Поднебесной: разбухшие официальные структуры власти и неповоротливые механизмы управления государством становились все менее эффективными, что вызывало к жизни другие схемы и варианты ведения дел, также опробованные историей.
