Новым сегунам из рода Токугава, раз и навсегда отказавшимся от экспансии на континенте, удалось завершить подчинение всей страны. Последним эпизодом было подавление восстания христиан в 1638 г., когда голландский флот оказал помощь в осаде твердыни повстанцев. Объединенная Япония свыше двух веков прожила без войн, закрывшись от иностранцев. Лишь голландцам разрешалось держать факторию на крохотном острове Дадзима: он был искусственным, насыпным, дабы нога чужеземцев не оскверняла землю Японии.
При Токугава исчезли полунезависимые города и самоуправляющиеся гильдии, крестьяне были фактически прикреплены к земле. Социальная структура стала более простой и унифицированной. Установив мир, Токугава строго запретили сначала простолюдинам, а затем и вообще всем жителям Японии хранить тэппо. Самурайская идеология была несовместима с использованием огнестрельного оружия. То, что крестьянин с его помощью мог убить благородного воина, угрожало незыблемости социальной иерархии. Во второй половине XVII в. изготовление ружей было полностью запрещено, и постепенно японцы разучились производить огнестрельное оружие, оставив порох лишь для фейерверков. История японских тэппо является классическим примером обратимости технического прогресса. Использование военно-технических инноваций обеспечило в эпоху Эдо политическое объединение и стабилизацию, что дало затем возможность властям блокировать опасные новшества, коль скоро внешней угрозы не существовало.
Большинство европейских монархов, как и Токугава, считали себя рыцарями, чья «идеология меча» отвергала аркебузы. Но ни у одного из правителей Запада не было возможности запретить новое оружие или выйти из «гонки вооружений», слишком жестким было военно-политическое соперничество в Европе. Хотя ценности общества и предписывали борьбу за незыблемость социального порядка, на Западе силы, стоявшие на страже традиции, оказались не на высоте именно из-за отсутствия политического единства региона.
И даже в условиях вполне реальной турецкой угрозы, когда полчища Сулеймана Великолепного дважды подходили к Вене, консолидации Европы не происходило. Скорее, турки стали фактором, препятствовавшим созданию общеевропейской империи и воссозданию единства церкви. Император Карл V, он же король Испании (и всех ее новых владений), не мог одолеть своего главного соперника — короля Франции, заключившего союз с турками. В начавшейся Реформации Лютера поддержали многие немецкие князья, но император, желая восстановить единство католической веры, не мог обрушить на князей-лютеран мощь своих репрессий, прежде всего потому, что турки угрожали его родовым владениям — Австрии, и для борьбы с ними нужно было согласие князей.
То здание, которое историки назовут затем абсолютизмом, вынужденно, по необходимости строилось на основе права, а не только с опорой на военную силу, хотя бы потому, что на силу в Европе всегда находились другие силы.
Успехи Реформации стали стимулом к проведению реформ (Контрреформации) в лоне католической церкви. В некоторых странах Европы вспыхнули религиозные войны. Еде-то безоговорочно победили протестанты, где-то католики. Но в некоторых странах, где так и не удалось установить единоверия, раньше других пришлось отказаться от идеи веры как главной «скрепы» государства. Как результат — возникновение новых политических теорий, по-новому объясняющих принципы политического и социального устройства. Англия, Франция, республика Соединенных Провинций, некоторые области германского мира — здесь будет биться пульс научной и политической мысли в следующие два столетия.
Главным козырем Европы была обращенность к морю. Кочевникам не надо было учиться воевать на коне, жителей побережья Атлантики не надо было обучать кораблестроению и навигации. Плавание в Атлантике намного сложнее, чем в Индийском океане, поэтому обогнувшие Африку португальские каравеллы, да еще оснащенные пушками, сразу показали свое превосходство. Европейцы не переставали совершенствовать маневренность флота и умение вести артиллерийский огонь, что достигалось слаженностью действий матросов и канониров. В XVII в. блестящие эскадры Пиренейских стран будут превзойдены флотами Голландии, Англии, а затем и Франции. Флот стал важнейшим компонентом «Военной революции», развернувшийся на Западе.
Война на суше требовала более решительной перестройки. Слишком живучи были рыцарские представления о войне как о поприще бескорыстной отваги и подвигов благородных всадников. Но уже сражения XVI в. приучили к тому, что человек, в том числе и благородный, лучше воюет за деньги, причем сражаясь в пешем строю. Последнее прекрасно демонстрировала непобедимая испанская пехота. Но решающим стал рубеж XVI и XVII вв., когда после нововведений Морица Оранского европейская армия становилась управляемой в бою. Дисциплина, постоянные тренировки и муштра вели к тому, что пехота, а впоследствии и конница могли выполнять сложные маневры по приказу командующего. Воинские подразделения представляли собой отлаженный механизм, способный вести организованный и непрерывный огонь из мушкетов. Для слаженных действий на поле боя нужны были постоянные военные упражнения, и потому солдаты уже не распускались на период мирного времени. Место выбывшего воина тут же занимал другой, знавший весь алгоритм действий. Параллельно шел важный процесс унификации вооружений, что было выгодно и производителям оружия, гарантировало им постоянные заказы больших партий. Единообразие вооружения, формы и поведения солдат способствовало достижению нового качества ведения войны. В России голландские военные наставления в 1647 г. легли в основу устава Алексея Михайловича «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Рано столкнувшись с европейскими армиями, русские цари оказались внимательными учениками, вводя «полки иноземного строя». Этим они отличались от османских султанов, одержавших слишком много побед над неверными, чтобы учиться у них военному искусству. Да и янычарский корпус блокировал любые изменения, инициируемые в военном деле слабеющей властью султанов.
Необходимым элементом «военной революции» была фортификация. Города научились бороться с артиллерийским огнем, их гордые стены были заменены приземистыми земляными насыпями, бастионами, эскарпами и равелинами. Такое крепостное строительство было эффективно, но многократно увеличило военные расходы, не говоря уже о том, что содержание регулярной армии и боевых кораблей также требовало огромных денег.
Оказалось, что война между европейскими державами требует теперь принципиально иного финансирования. Основные средства поступали от сбора налогов, и государства постепенно изымали в свою пользу все большую часть доходов подданных, к чему последние не привыкли и грозили бунтами. Однако наличие регулярной армии позволяло справляться с этими угрозами, особенно — в XVII столетии. Главным было выстроить эффективную фискальную систему, но так, чтобы не подорвать возможности экономического развития страны.
Но налоги собирались медленно, а деньги требовались быстро. Их занимали у банкиров. Трудно представить себе богатого купца, отказавшегося помочь султану, падишаху или царю. Постоянное вмешательство власти удерживало накопление частного капитала на определенном уровне. На Западе власть рынка даже над самыми могущественными монархами стала реальностью. Король распоряжался лишь в своей стране, а деньги не признавали границ. Конечно, между монархом и банкирами отношения не всегда складывались блестяще, но побеждали чаще всего последние. Правители обращались к банкирам, королевские долговые обязательства начинали котироваться на фондовых рынках в Лионе, Безансоне, Пьяченце, на бирже в Антверпене. В XVII в. мировым финансовым центром становится Амстердам, позже его начнет догонять Лондон.
