- Пойдем, вход в приемное отделение здесь.
Они пересекли широкую заасфальтированную площадку и поднялась по ступеням к белой двери входа. Закрыто. За стеклом никого не видно. Воеводов несколько раз постучал, и только потом увидел кнопку радиозвонка. Нажал, никакой реакции, нажал еще несколько раз. В коридоре, размываемая несколькими стеклопакетами, показалась смутная фигура. Чем ближе она приближалась, тем лучше становилось рассматривался человек в военной форме с автоматом. Шел он медленно, чуть покачиваясь. Открыв первую дверь, парень, судя по погонам срочник, вышел в тамбур. Как только солдат увидел людей за стеклом, его, и без того воспаленные, глаза выпучились еще сильнее.
- Вы что еба…. Совсем с ума сошли? Передавали, же, что запрещено самовольное обращение в больницы! – Кричать у него получилось не очень, сиплый и севший голос еле пробил толщу стекла.
- Слышишь, салага. Ты как со старшими по званию разговариваешь? – Вадим сдержался, чтобы не выразиться по крепче.
- Я, это… того… - Солдат начал запинаться, не ожидая такого отпора.
- Капитан Воеводов. Позови старшего или медперсонал. – То, что Вадим уже в запасе, солдату знать было не нужно.
Трюк сработал, и военнослужащий скрылся в коридоре. Через пять минут вернулся в сопровождении врача, судя по белому халату. Медик выглядел не лучше, чем солдат: крупные капли испарины на лбу, ввалившиеся щеки, посиневшая кожа, приступы кашля.
- Что вы хотели? - Упершись рукой в стекло, спросил врач.
- Мне нужны данные по двум пациентам. Может откроете дверь? – Вадим демонстративно дернул дверную ручку.
- Исключено. Карантин. Вы из каких войск? – Спросил медик, и согнулся в приступе кашля.
- Не важно, но могу связаться, что бы вас поторопили.
- Некому уже звонить. Ладно, назовите фамилии.
- Воеводова, и… - Вадим повернулся к Юле.
- Шныков, Владимир Шныков. Девяносто третьего года рождения. – Юля поддалась вперед.
- Ждите здесь. – Доктор скрылся в глубине коридора, оставив солдата одного на входе.
Время до его возвращения тянулось как расплавленный гудрон. Вадим начал ходить кругами, жалея о том, что бросил курить. Девушка скрестила руки на груди и жевала нижнюю губу.
Через десять минут вернулся врач, неся в руках кипу бумаг, вид у него был еще более подавленный. Вадим учащенно задышал, и подошел ближе к двери.
- Так, Воеводова. Скончалась вчера в двадцать три сорок восемь. Шныков Владимир, сегодня утром, в девять сорок семь. Двое поступивших с ним, тоже. – Говорил он монотонно, без эмоций, словно произносил такие слова уже тысячный раз за последние дни. – Сожалею. Тела не выдаем. Говорил уже, карантин. Все в крематории. Прах и свидетельства о смерти можете востребовать позже. Если выживете.
Закончив, он развернулся, дернул солдата за руку, и скрылся с ним за за закрытой дверью.
Вадим стоял на одном месте и смотрел им в след.
«-Скончалась. Вчера. В одиннадцать вечера. Мама умерла. – Он медленно, по слогам, проговаривал слова в голове, не веря им. – Ее сожгут. Даже не увижу её. -»
В себя его вернул громкий крик. Повернулся назад и увидел, как Юля опустилась на асфальт, надрывая горло. Люди так не кричат, это больше походило на предсмертный крик животного. Глаза девушки выглядели сумасшедше, как будто разум покинул ее вместе с исторгнутым из легких воздухом.
- Тихо, тихо. – Вадим подбежал и опустился рядом. Он не знал, что нужно делать, как успокоить, ведь самого разрывало горе. Неуклюже коснулся ее плеча. Юля посмотрела на него и перестала кричать, во взгляде стоял немой вопрос и она, сорвавшись в плач, уткнулась ему в плечо. Обнял ее за плечи и отвернулся, что бы не видела, как по щекам побежали слезы.
26 июня
21.11 по московскому времени
Всю дорогу из Геленджика до Бетты ехали молча. Юля то плакала, то затихала, безучастно смотря в окно. Султан пытался пробраться к хозяину, но ему все время мешали рычаг коробки передач и ремень безопасности. Смирившись, пес положил голову на колени к девушке.
Вадим ехал медленно, оттягивая приезд. Он не знал, что делать дальше. Вообще не было желания, что-либо делать дальше. Единственный человек, которого любил, умер. Кроме матери у него никого не было. Отец погиб, когда ему не было и двух лет. Мать рассказывала, что папаша любил выпить, и, вспомнив армейские годы, нарядиться в тельняшку и отправиться на поиски приключений. Мужиком он был рослым и крепким, немногие решались связываться с пьяным бугаем, что еще сильнее развязывало ему руки. Старший Воеводов частенько вытаскивала его из «обезьянника»[1]. Но коса всегда найдет свой камень, и в одной из драк отцу проломили череп. Умер не сразу, пролежав в реанимации несколько месяцев. В конце концов его отключили от систем жизнеобеспечения, написав в свидетельстве - «смерть головного мозга». С тех пор жили вдвоем с матерью. Других родственников у них не было, родителей мама потеряла еще во времена Великой отечественной. А теперь он вообще остался один, если не считать пса.
- Вадим. – Юля вырвала Воеводова из пучины мыслей.
- М?
- Что дальше делать? Как мне домой вернуться? – Голос её звучал как через подушку- глухой, сдавленный.
- Не очень хорошее решение. – Вадим не отводил взгляд от дороги.
- Это почему? У меня там семья, родители.
- Ты давно им звонила. Новости видела?
- Позавчера разговаривали. Сегодня звонила, не ответили. Папа говорил, что не очень себя… - Юля осеклась, понимая к чему он клонит. Отвернулась к стеклу и тихо заплакала.
- Понимаю, что ты чувствуешь. Но и ты должна понимать. Видишь же, сколько заболевших и умерших. – Вадим громко вздохнул. Говорить было тяжело, даже просто дышать тяжело, как будто он пытается вдохнуть под водой. – Там большой город. Эпидемия уже везде. Риск заражения очень высокий. Даже если доберешься, там будет намного сложнее. От людей можно ждать чего угодно в такой ситуации. У тебя там есть кому защитить?
Девушка сначала кивнула, затем по её лицу проскочила тень сомнения.
- Некому.
- Оставайся у меня. Сколько хочешь. Еды хватит. Подождем, что будет дальше. А там уже решим. Как уляжется, я тебя сам отвезу.
- Вадим. – Юля повернула к нему заплаканное лицо. – Ты и так уже очень много для меня сделал.
- Давай помолчим. – Прервал он ее, стараясь сделать это как можно мягче. – Поговорим лучше завтра.
Девушка отвернулась обратно к окну, положив руку на голову Султана.
Воеводов смотрел на дорогу и бегущую ему навстречу разделительную полосу. Он знал каждый метр этих тридцати с лишним километров. Каждый участок связан с каким-то воспоминанием или событием. Эту гору он рассматривал из окна рейсового автобуса, когда с матерью ездили в Геленджик, выбирать подарок по случаю окончания начальной школы. А вот на этот подлесок смотрел, когда впервые слушал компакт диск группы Нирвана, который тогда казался ему каким-то откровением. Вот на этом повороте стояли больше двух часов, когда ездили с дядей Геной и его семьей в дельфинарий, в машине перегрелись тормоза и мама с женой дяди Гены бегали к речке, набирали воды и поливали колеса, не зная, что диски могут от этого лопнуть. О матери напоминало абсолютно всё. Горе превратилось в сгусток тугой боли. Легкие, сердце и желудок начали скручиваться в тугой комок, сбивая дыхание и заставляя согнуться. Если бы в машине не было девушки, наверное, дал волю бы чувствам, но как всегда сдерживался и скрывал эмоции. О том, что будет, когда войдет в квартиру, где мамой пропитан каждый сантиметр, даже боялся думать.
