Воссоединение
Там, внизу, на проклятой земле, их разделили. Варвары оторвали их друг от друга.
Там, на земле, они были узниками, сидели в бараках разлученные — и одно сердце исходило кровью от тоски по другому.
Там, внизу, они пошли на смерть поодиночке: муж — отдельно, жена — отдельно, отец, мать, сестра, брат…
Там, внизу, их тащат в бункеры по отдельности: сюда — женщин, туда — мужчин. К подъемникам их тащат, разделив и разлучив.
Там, внизу, в аду, их бросают в жуткие огненные пасти раздельно. Жена с ребенком сожжены в крематории № 2, а муж — в крематории № 3.
Там, внизу, из глубины, из двух огромных печей вырываются языки пламени и черные столбы дыма.
Там, внизу, с дымом из одной печи улетают несколько жизней: жены, ребенка, матери, сестры, подруги. А из другой, напротив, в столбе дыма устремляются к небесам жизни тех, кто был от них отделен: мужа, отца, брата, друга.
Там, внизу, они были разделены, растащены, разорваны — но здесь, наверху, они устремляются к облакам вместе. Муж, жена и ребенок — воссоединились. Разделенные семьи теперь летят в небесах вместе — и, соединившись, исчезают в вечности.
Там, внизу, где еще крепка власть варваров, тысячи людей сживают со свету. Теперь эти жизни летят ввысь, в небеса, к своим братьям и сестрам, к миллионам тех, кто погиб вчера.
Там, наверху, небеса заволакивает, и сияющие звезды тускнеют. Черная туча, как траурное покрывало, возносится к Луне. Это жертвы хотят облачить Луну в траурную одежду.
Там, наверху, Луне хочется исчезнуть. Она хочет не облачаться в траур, — а куда-нибудь скрыться. Но черная туча гонится за ней, настигает ее — и окутывает ее.
Там, наверху, из глубокой черноты слышатся голоса миллионов плачущих и стенающих. Это говорят замученные дети, миллионы невинных, сожженных на земле.
Мы будем тебя преследовать вечно! Ты не будешь сиять земному миру, пока отмщение за нашу кровь не достигнет нас здесь, в вышине.
Перевод с идиша Александры Полян
Примечания — Павла Поляна и Александры Полян
<Письмо из ада>
Я написал это, находясь в зондеркоммандо. Я прибыл из Колбасинского лагеря, около Гродно.
Я хотел оставить это, как и многие другие записки, на память для будущего мирного мира, чтобы он знал, что здесь происходило. Я закопал это в яму с пеплом, как в самое надежное место, где, наверное, будут вести раскопки, чтобы найти следы миллионов погибших. Но в последнее время они начали заметать следы — и где только был нагроможден пепел, они распорядились, чтобы его мелко размололи, вывезли к Висле и пустили по течению.
Много ям мы выкопали. И теперь две такие открытые ямы находятся на территории крематориев II–III.
Несколько ям еще полны пеплом. Они это забыли или сами затаили перед высшим начальством, так как распоряжение было — все следы замести как можно скорее, и, не выполнив приказа, они это скрыли.
Таким образом, есть еще две большие ямы пепла у крематориев II–III. А много пепла сотен тысяч евреев, русских, поляков засыпано и запахано на территории крематориев.
В крематориях IV–V тоже есть немного пепла. Там его сразу мололи и вывозили к Висле, потому что площадь была занята «местами для сжигания»
[708]. Эта записная книжка, как и другие, лежала в ямах и напиталась кровью иногда не полностью сгоревших костей и кусков мяса
[709]. Запах можно сразу узнать.
Дорогой находчик, ищите везде! На каждом клочке площади. Там лежат десятки моих и других документов, которые прольют свет на все, что здесь происходило и случилось.
Также зубов здесь много закопано. Это мы, рабочие команды, нарочно рассыпали, сколько только можно было по площади, чтобы мир нашел живые следы миллионов убитых. Сами мы не надеемся дожить до момента свободы. Несмотря на хорошие известия, которые прорываются к нам, мы видим, что мир дает варварам возможность широкой рукой уничтожать и вырывать с корнем остатки еврейского народа. Складывается впечатление, что союзные государства, победители мира, косвенно довольны нашей страшной участью
[710]. Перед нашими глазами погибают теперь десятки тысяч евреев из Чехии и Словакии. Евреи эти, наверное, могли бы дождаться свободы. Где только приближается опасность для варваров, что они должны будут уйти, там они забирают остатки еще оставшихся и привозят их в Биркенау-Аушвиц или Штутгоф
[711] около Данцига — по сведениям от людей, которые так же оттуда прибывают к нам.
Мы, зондеркоммандо, уже давно хотели покончить с нашей страшной работой, к которой нас принудили под страхом смерти. Мы хотели сделать большое дело. Но люди из лагеря, часть евреев, русских и поляков, всеми силами сдерживали нас и принудили отложить срок восстания. День близок — может быть сегодня или завтра.
Я пишу эти строки в момент величайшей опасности и возбуждения. Пусть будущее вынесет нам приговор на основании моих записок и пусть мир увидит в них хотя бы каплю того страшного трагического света смерти, в котором мы жили.
Биркенау-Аушвиц
6 сентября 1944 года
Залман Градовский
Перевод Меера Карпа
Примечания — Павла Поляна
Лейб Лангфус: в содрогании от злодейства
Раввин в аду
То, что в годы немецкой оккупации Польши называлось регирунгсбецирком (административным округом) Цихенау, было до этого частью исторической польской Мазовии и северной частью Варшавского воеводства (до 1918 года — частью оккупированного немцами в 1915 году Царства Польского, то есть России). 8 октября 1939 года декретом Гитлера округ Цихенау был официально присоединен к Восточной Пруссии
[712], а позднее его стали называть Юго-Восточной Пруссией.
