Впрочем, у книги этой было еще одно «издание» — английское, вовсе рукописное и еще более малотиражное: (один-единственный экземпляр!)! Дело в том, что старший сын Наджари, Альберт, грудничком увезенный в Америку, так и не выучил греческий, и ровно для его пары глаз — на стыке 1970-х и 1980-х гг. — был сделан английский перевод! В нем 66 страниц, и, разумеется, нет ни рисунков, ни фотографий
[1078].
Сегодня, когда у нас в распоряжении неожиданно объявились оба текста Наджари, возникает соблазн глубже вникнуть и во вторую рукопись Наджари как развернутую версию первой или как своего рода комментарий к ней. Но это совершенно не так!
Между тем разница между двумя текстами Наджари существенная. Аушвицкий текст 1944 года — это свидетельство человека, обреченного смерти, как бы последнее его слово перед казнью и одновременно его завещание. Салоникский текст 1947 года — ничуть не менее страшный и экспрессивный, — НО совсем другой. Это плод систематической работы памяти, честная реконструкция событий, охвативших военное шестилетие между октябрем 1940 и весной 1945 года.
В его памяти запечатлелось немало ярких сцен. Например, эпизод с молодыми лентяями, переходившими при селекции на рампе в левый ряд — в надежде прокатиться до будущего лагеря на грузовике, а не переться пешком. Или перепись золотых зубов во ртах новоприбывших и их построение в алфавитном порядке перед присвоением номеров.
Незабываем и запах горелых отбивных, все мерещившийся Марселю в карантине: голодный, он думал, что это всех блокэльтесте лагеря кормят мясом. Жуткая природа запаха открылась ему тогда не сразу…
Текст Марселя Наджари звучит совершенно иначе, чем у других членов зондеркоммандо. И дело не в его короткости, к тому же потраченной на перечисление родственников и друзей (мешпуха встречается и у Градовского, и у Германа).
В чем тут дело, понимаешь не сразу: это же крик! Не плач, а крик — и крик не о помощи, а о мести! На тот случай если он умрет, не отомстив, — он перекладывает этот долг на других, на своих близких, — и это придает даже перечислению имен свой дополнительный смысл.
Марсель Наджари: тексты
Текст 1944 года
Bitte diesen Brief senden an [dem nächsten] Griechischen Konsulat. Womöglich nächsten
[1079] […]
Bardzo prosze
[1080] […]
Konsulat Grecki
[1081]
[…] ma grecque
[1082]
[…] ces quelques mots
[1083]
[…] mort
[1084] […]
le permettre ne plus ainsi que
[1085]
Consulat de la Grèce
[1086]
[…] aux lectures
[1087]
Dimitrios A. Stefanides
Rue Kroussovo № 4
Thessaloniki
GRECE
[1088]
#
Моим любимым друзьям — Димитросу Афан[асиасу] Стефанидису
[1089], Илиасу Коэну
[1090], Георгиосу Гунарису
[1091].
#
Моей любимой подруге, Смаро Эфраимиду
[1092] из Афин
[1093], и многим другим, о ком я всегда буду помнить и, конечно, моей любимой Родине, «ГРЕЦИИ», чьим хорошим гражданином я всегда был.
2 апреля 1944 мы выехали из наших Афин года после месяца страданий, перенесенных в лагере «Хайдари»
[1094], где я постоянно […] получал посылки от добрейшей Смаро, чья забота обо мне навсегда останется в моей памяти — и в эти ужасные дни, через которые сейчас прохожу.
[Я бы хотел пожелать себе не переставать ее искать и надеяться на встречу] с ней […].
Дорогой Мицко, и каждый миг сейчас, и потом я буду надеяться, что ты достанешь для меня [ее] адрес и что ты всегда будешь заботиться о нашем Илиасе […] и что Манолис
[1095] [всех вас] не забывал […]
Все однако выглядит так, что мы едва ли уже сможем встретиться когда-нибудь снова.
После десятидневного пути, 11 апреля, мы прибыли в Аушвиц. Они отвели нас в лагерь Биркенау. Мы пробыли в нем около месяца в карантине, и оттуда самых здоровых и крепких из нас перевели — куда? Куда же, мой дорогой Мицко? В один крематорий, и я еще опишу немного ниже ту распрекрасную работу, исполнения которой захотел от нас Всемогущий.
Это огромное здание с широченной трубой и 15 печами. Под [землей] два огромных вытянутых подвальных помещения. Одно используется для того, чтобы люди раздевались догола, а другое — это камера смерти, куда люди заходят голыми, и когда их число достигает 3000, камеру закрывают, а людей убивают газом. Через 6–7 минут мученичества — все они испускают дух.
