Те же Филишка и Сокол утверждали, что члены «зондеркоммандо» захоранивали свои рукописи и рисунки в термосах и флягах на территории всех крематориев, но в особенности часто на территории крематория III — приблизительно в 20 метрах в сторону цыганского лагеря. Авторами этих документов, кроме Градовского, были Йосель Варшавский, Довид Нэнцел из Рифича, некий даян (судья) из Макова
[452], имени которого они не называли, и Леон Француз
[453], или Давид Олере, художник из Франции, старавшийся делать зарисовки всего того, что он, к сожалению, видел
[454].
Постоянно вел дневник и Яков Габай — в надежде и уцелеть самому, и сохранить этот 500-страничный дневник. Второе не удалось — Габай не смог взять его с собой при эвакуации лагеря. Дневник и весь труд над ним погибли, но Габай подчеркивал, что уже одно его наличие тренировало память, благодаря чему он прекрасно помнит не только события, но и многие даты
[455].
Греческие евреи, видимо, больше интересовались семейной историей, нежели мировой. Поэтому они писали главным образом письма своим родным, закладывали их в бутылки и закапывали на 30-сантиметровой глубине в пепле. И, как ни удивительно, одно такое письмо — от Марселя Наджари — нашлось и даже «дошло»! Сам же Наджари — единственный уцелевший из числа членов «зондеркоммандо», оставивших письменные свидетельства.
В конечном итоге, повторим, было разыскано восемь схронов с девятью рукописями членов «зондеркоммандо»
[456]. Самой первой — предположительно уже в середине февраля 1945 года — была обнаружена рукопись, написанная по-французски и принадлежавшая Хаиму Герману, а самой последней — в октябре 1980 года! — рукопись Марселя Наджари, написанная по-гречески. Остальные шесть рукописей писались на идише (с минимальными вкраплениями на польском и немецком, а также на иврите).
Первые три находки от последней отделяют 36 лет!
Первые три были найдены практически одновременно — в первые же недели после освобождения Аушвица-Биркенау советскими войсками 27 января 1945 года. В феврале (а может быть, и в марте, да и самые последние числа января тоже не исключены) была найдена рукопись Залмана Градовского «В сердцевине ада», а 5 марта 1945 года — фляжка с двумя другими его рукописями.
В 1952 и 1970 годах были обнаружены рукописи Лейба Лангфуса, а в 1962 году, 28 июля и 17 октября, одна за другой, — две рукописи Залмана Левенталя. Последней находкой — в 1980 году! — стала рукопись Марселя Наджари, написанная по-гречески.
Но, говоря об истории обнаружения таких рукописей, следует еще раз вернуться к истории их «необнаружения».
Из девяти сохранившихся рукописей только четыре были обнаружены вследствие целенаправленного поиска государственных органов: первая рукопись Градовского в марте 1945 года (комиссия ЧГК), одна рукопись Лейба Лангфуса в 1952 году (партийная комиссия) и обе рукописи Левенталя, обнаруженные в 1962 году в рамках специальной экспедиции Государственного музея «Аушвиц-Биркенау» (правда, под большим давлением со стороны бывших узников, утверждавших, что знают, где надо копать).
Но почему же с самого начала не копал сам музей? Ведь в земле сыро, и никакая банка или фляжка от сырости целее не становится. Почему же не копали ни с самого начала, ни потом?..
А вот предприимчивые «частники» — поляки в 1945 году старательно копали — копали и находили! Искали они, напомним, не еврейскую память, а еврейское золото: эдакий Клондайк у подножия крематориев!
Когда находили рукопись с непонятными еврейскими буквами, — то чаще всего выбрасывали, ведь никто не призывал их тогда продавать находки музею. Только один молодой поляк, имени которого история, к сожалению, не сохранила, найдя рукопись Градовского, догадался предложить ее оказавшемуся по соседству земляку-еврею. Волнерман торговаться не стал и рукопись купил.
До недавнего времени не приходилась даже слышать о том, чтобы на местах других лагерей смерти были сделаны находки наподобие тех, что были обнаружены в Аушвице. Но, как выясняется, записки на идише были обнаружены и в других местах, по меньшей мере, в Майданеке и в Хелмно
[457]. В Майданеке, в частности, в 1945 году был найден так называемый «Дневник Марилки», повествующий о событиях в Варшавском гетто, а также несколько списков советских граждан с фамилиями и номерами
[458].
В самом же Аушвице и Биркенау, помимо рукописей, написанных и упрятанных членами «зондеркоммандо», существовали и были обнаружены еще и другие схроны — такие же «бутылки», брошенные в море.
Так, польский узник Ян Купец (№ 790), писарь штрафной команды, перед самой эвакуацией штрафкоманды из лагеря 18 января 1945 года сдал на уничтожение второстепенные документы, а сам запрятал между стенных досок своего бюро регистрационную книгу и часть картотеки штрафной команды, а также собственный дневник с хроникой наказаний. Он пережил эвакуацию и, вернувшись на родину, написал в Аушвиц, после чего вся эта документация была найдена и поступила в архив будущего музея
[459].
Другой пример — книга с именами цыганских узников, закопанная Т. Яхимовским, И. Петржиком и Х. Порембским летом 1944 года. Найденная вскоре после войны, она была опубликована только в 1993 году
[460].
Третий — так называемый «Освенцимский альбом» с 22 рисунками неустановленного автора (некоего М. М.), обнаруженный еще в 1947 году сторожем музея. Судя по тому, что на одном из рисунков изображена газовня-бункер, художник вполне мог быть и членом «зондеркоммандо».
Наконец, негативы идентификационных фотографий СС, сделанных с узников (около 390 тысяч!), снимки, документирующие строительство лагеря, газовых камер и т. д. Их тоже нашли после войны.
[461]
Ну и, конечно, тысячи касиб! Тысячи касиб, переправленных польско-еврейским Сопротивлением на волю, среди них немало сведений, полученных и от «зондеркоммандо», а также несколько леденящих сердце фотографий.
Прочесть непрочитанное: методы мультиспектральной съемки и ожившая рукопись
И все-таки — вопреки всему — они, эти касибы, однажды и случайно уцелев, начинают до нас доходить…
