Наставница вздохнула и продолжила:
– Однажды Дрея уже наказала людей за разграбление санктуария. Она превратила их в тварей, наделила звериными чертами. Но это было воспринято как дар, и люди не вняли её предупреждению. Мне же лишь оставалось продолжать свою службу и искать оставшиеся недостающие части её сокровищ. И теперь, Фибиан, эта работа падает на твои плечи. Богиня тебе благоволит. Льюза, прежде чем уйти в другой мир, попросила её о твоём покровительстве. Она не смирилась с предательством, когда узнала, что её дочь стала заложницей договора. Оирб, этот властолюбец, подверг Фиби опасности с самого её рождения. Заключённый договор между оройями и мехонарцами обязывал взамен предоставленных территорий отдавать дочерей правителей замуж за наследников народов Пропасти. И вот настал черёд Ронбишутса. Он же замыслил невероятное, прятал свою дочь и ждал, когда вырастет его сын, Вэлп. Но тот, повзрослев, не послушал отца (не захотел принимать власть), а отбыл на остров Якату. Решил податься к кристаллискам – окультуренным оройям. В обмен на его знания и технологии этот народ предоставил ему убежище и место в своём обществе.
Неожиданно прервав рассказ, Азель зашлась приступом сухого старческого кашля.
– Твой отец стал виновником извержения Вучавунсока и лишения зверолюдей ипостасей… – подвела итог она. – И нам придётся расплачиваться за его ошибки.
Азель открыла глаза и попросила:
– Поднимите меня. Мне нужно пройти сквозь врата, чтобы молить Дрею о милосердии.
Глава 26
Клятва
Краем зрения я заметила странное движение и чуть не онемела от увиденного. Статуя богини ожила! Глаза её загорелись белым огнём, рот приоткрылся, и из каменного горла прозвучало громкое:
– Твоя мольба мне не нужна. Ты всегда преданно служила мне, и за это я возьму тебя к себе, как и было обещано. Однако же судьбы иных людей уже предрешены…
– Прошу, – Йол набрался смелости и взмолился. – Прошу, заберите мою жизнь, но сохраните жизни моего народа и моей любимой Фибиан.
Ещё трое стоящих за нашими спинами пали ниц и попросили так же, как и Йолриф.
– Нас, заберите наши жизни, – озвучила вдруг одна из близняшек. – Но сохраните жизнь ярлу.
Магический взгляд богини устремился в мою сторону, и я решила озвучить то, что думала.
– Нет, – сказала и испуганно замерла.
– Я тебя слушаю… – прогудело каменное горло статуи.
– Наши жизни – малость, и вряд ли с нашим исчезновением что-то изменится… – начала было я.
– То есть ты отказываешься жертвовать собой во благо людей? – Дрея сделала вывод из сумбурно сказанного мной.
– Я готова жертвовать собой во благо людей. Готова поклясться, что подобно моей наставнице Азель я буду заниматься полезным делом во благо всем и просветлять умы людские, чтобы такое больше не повторилось!
– Что ж, Льюза была бы горда своей дочерью. – Услышав ответ богини, я сделала судорожный вдох, потому как ранее затаила дыхание, ожидая строгого приговора.
– Она просила меня о твоём покровительстве, и ты, благословенная дочь своей матери, никогда меня не разочаровывала. Я исполню одну твою просьбу, но взамен попрошу поклясться в верности мне и своим словам.
Богиня замолчала, переводя взгляд на Йола. Я же поспешила ответить:
– Клянусь!
– Хорошо, – проронила она. – И о чём же ты просишь?
– О мире в Эрше, Мехонарии, Дрейконвиле, – выпалила я вначале, а после скривилась, добавляя к сказанному: – Я прошу о мирном и счастливом сосуществовании этих королевств друг с другом.
Взгляд Дреи вновь переместился ко мне, и я чудом не икнула от страха.
– Меньшего от тебя и не ожидала… Что ж, пусть будет так.
На мгновение наступила оглушающая тишина. Глаза богини моргнули, прежде чем она вопросила:
– А ты, Сталегрив? Готов ли ты поклясться мне в верности и просить что-то взамен? Например, руку и сердце моей юной послушницы?
Йолриф молчал. Долго молчал, пока не озвучил свои мысли.
– Я готов поклясться в верности, не прося ничего взамен, – проронил он.
А богиня всё-таки вознегодовала.
– Нельзя! Любой обмен должен быть равноценен… – пророкотало её горло. – Вижу тебя насквозь, ты же жаждешь попросить меня о чём-то? Но не можешь решиться. Любовь Фибиан или свободу каторжникам из Дрейконвиля, не так ли?
– Да… – глухо проронил он.
– Так чего же ты желаешь больше всего?
Йолриф поднял на меня извинительный взгляд и ответил так, как я и ожидала.
– Освобождение каторжников, – ответил он твёрдо.
– Вот и хорошо, – мы оба посмотрели на статую, которая нам сейчас улыбалась. – Я не ведаю чувствами людей… И отказала бы, попроси ты у меня то, что не в моей власти.
Звенящая тишина настала вновь, и снова богиня перевела взгляд.
– А вам, – она обратилась к Пран, Алабель и, судя по всему, Лаби, – следует рассказать своему правителю о содеянном. И ваших клятв я не жду. Опороченным дурными помыслами не место в моём санктуарии. Но в этот раз я вас прощаю.
Каменная статуя замолчала. Миг, и она склонилась, бережно подхватив на руки обессилевшую дряхлую старушку Азель в безразмерном тканевом балахоне.
Я же заставила себя улыбнуться сквозь слёзы, убеждая, будто так ей будет лучше.
– Вучавунсок… – проронили вдруг губы моей наставницы. – Прошу, останови извержение. Это будет моей последней просьбой.
Статуя богини замерла.
– Ты же понимаешь, что лишишься права быть рядом со мной.
– Да… – старческий голос звучал глухо. – Я вросла корнями среди них, моё место подле санктуария.
– Что ж, – статуя вновь склонилась и положила мудрейшую женщину на циновку, – пусть будет так.
Выпрямившись на постаменте, Дрея замерла и замолчала. Глаза её померкли, а выражение лица застыло с лёгкой улыбкой на устах.
Я кинулась к гусыне, но было уже поздно. Наставница испустила дух, перед тем в последний раз сжав мою ладонь.
Эпилог
Год спустя
Улица Литейщиков, как всегда, была полна народу. Наковальни пели под молотами кузнецов, то тут, то там слышался негромкий говор мастеров, сидящих у верстаков, точильных камней и мешков с инструментами.
Освежающий ветерок дул на сушу с моря, залетая в открытые двери домика ремонтницы. Я стояла у себя в мастерской подле загорелой плечистой девушки в кожаном фартуке. В руках, спрятанных в многослойных стеганых варежках, я держала клещи, которыми сжимала узкую высокую чашку с расплавленным металлом. Тоненькая струйка блестящего полудрагоценного сплава вытекала из чугунной посудины в гипсовую форму.
