— А ты сам как?
— Руку сломал, а так все впорядке.
— Я сейчас попробую вытащить вас оттуда.
Урджин ринулся к кораблю, и, выдернув какой-то длинный кабель из проводки, вернулся к обрыву. Первой он вытянул Назефри, и только потом Камилли. Перевязав сломанную руку брата, Урджин обшарил корабль, чтобы забрать из него хоть что-нибудь из провизии, одежды и оружия. Добыча оказалась не маленькой: ящик мясных консервов, еще один с какими-то запечатанными супами и кашами, несколько больших бутылей питьевой воды, четыре одеяла, шесть дорожных костюмов, аптечка, несколько фонариков, три сигнальных ракеты, пять плазменных пистолетов, десять сменных блоков к ним, два ножа и сломанный передатчик.
— Это все прекрасно, но нам необходимо где-нибудь укрыться, — рассуждал Камилли.
— Ты знаешь, где мы находимся? — спросил Урджин.
— Без понятия. Все карты накрылись вместе с оборудованием.
— Мы не можем просто так выйти к местным жителям. Хотя, честно говоря, я даже не знаю, где их искать.
— Ты прав: две олманки, одна из которых больше похожа на полукровку, вместе с доннарийцами на Навернии…
— Блестящие перспективы.
— Мы с тобой еще можем попытаться пообщаться с местными, но они, — он повернулся к девушкам, — нет.
— Согласен.
— И сигнал бедствия мы послать не можем. Навернийцы тут же нас засекут.
— После того, что они устроили, я даже боюсь выдвигать идею о нашей добровольной явке и просьбе о помощи. Хотя, Бог свидетель, Эсте и Назефри нужен врач.
Тут Назефри активно зашевелила губами, и в одно мгновение Камилли оказался возле нее.
— Что случилось? — забеспокоился он.
— С Эстой все хорошо, — попыталась сказать Назефри, но звук из горла так и не вырвался.
— С Эстой что? — переспросил Камилли.
— Она спит.
— Спит? — не поверил он собственным ушам.
Назефри зажмурила глаза, что явно означало утвердительный ответ.
— И когда она проснется?
— Два дня, — ответила Назефри.
— А с тобой что?
Назефри закрыла глаза и ничего не ответила.
— Эй, Назефри, ты знаешь, что с тобой?
— Да.
— Это пройдет?
— Да, — моргнула она и едва сдержала непрошеные слезы.
Она не знала, что с ней, и пройдет ли это когда-нибудь. Она не чувствовала ничего ниже собственной шеи, и не хотела допускать мыслей о том, что чувствительность к ней никогда не вернется. Эста же находилась в состоянии сна. Организм ее восстанавливал силы, и Назефри ощущала, как поле сестры постепенно крепнет и расширяется.
— Необходимо углубиться в лес, — предложил Урджин. — Если они нас до сих пор не засекли, вполне возможно, они вообще не знают о том, что мы все еще живы.
— Это нам на руку. Ты пойдешь первым. Остановишься метров через сто. Перенесешь сначала припасы, а затем мы перетащим девчонок.
— Нам нужна вода. Этой надолго не хватит.
— Там разберемся. А сейчас, мне кажется, лучше сменить одежду на сухую, и чем быстрее, тем лучше.
— Эсту я сам переодену. Ну а Назефри останется на тебе.
Камилли посмотрел на олманку, лежащую недалеко от них и подумал о том, что меньше всего на свете желал бы раздеть ее при таких обстоятельствах.
Он достал сухой костюм и подошел к Назефри.
— Ты же понимаешь, что мне придется тебя переодеть? — заговорил он. — На тебе мокрая одежда, и от нее лучше побыстрее избавиться.
— Хорошо, — ответила она одними губами.
Камилли был рад ее благоразумию. Он аккуратно приподнял ее неподвижное тело и принялся здоровой рукой стаскивать прилипшую одежду. Когда дело дошло до того, что некогда было бюстгальтером, Назефри закрыла глаза. А когда Камилли стал стягивать с нее вымокшие трусики, слезы покатились по щекам девушки. Он, конечно, заметил их, но ничего не сказал. У них нет выбора, и сейчас ей просто придется это пережить.
Им повезло. Перемещаясь в течение нескольких часов по лесу, они набрели на старый деревянный домик, стоявший на берегу небольшого лесного озера.
— Ты видишь то же, что и я? — спросил Урджин.
— Ты имеешь в виду непонятную развалину, которая кажется мне сейчас лучшей из резиденций, или лужу, которая наверняка наполнена пресной водой?
— Да, именно это, — улыбнулся Урджин. — Нужно посмотреть, не обитает ли там кто?
— Не нужно.
Камилли направился к Назефри и, склонившись над ней, тихо спросил:
— Ты чувствуешь кого-нибудь поблизости, кроме нас?
— Нет, — ответила она.
Камилли задержал взгляд на ее лице чуть дольше, чем требовалось, а затем, вдруг, поднес руку и аккуратно стер грязь с бледной щеки. Назефри не поняла мотива его поступка. Она была в грязи с ног до головы, и в данной ситуации такое нежное прикосновение к ее щеке явно носило определенный подтекст. Это напугало ее. Она беспомощна, и он, при желании, мог бы сотворить с ней все, что захочет.
Руку Камилли словно обожгло. Он увидел в ее глазах этот абсолютно животный страх, и не понял, чем спровоцировал его. Прикосновением? Эта мысль начала раскручиваться в его голове. И вывод, к которому он пришел, оскорбил его до глубины души.
— Неужели ты думаешь, что я способен изнасиловать тебя?
Назефри попыталась повернуть лицо в сторону, но он взял его в свои руки и не позволил ей этого:
— Ответь, ты считаешь, что я могу изнасиловать тебя?
— Нет, — ответила она.
— Тогда почему ты боишься меня?
— Я не боюсь.
— Кто-то сделал это с тобой? — вдруг спросил он. — Кто-то надругался над тобой?
Назефри испытала шок. Ее зрачки расширились, а глаза словно остекленели в один миг. Ее красивое лицо превратилось в маску ужаса со сжатыми от напряжения губами.
Это предположение пришло к нему в голову совершенно спонтанно, и, к его собственному ужасу, оно оказалось верным.
— Нет, — ответила, наконец, она.
— Конечно, нет, Назефри. Глупый вопрос…
Камилли поднялся с земли и пошел к воде. Урджин, который в это время осматривал Эсту и не слышал их разговора, не понял, что произошло. Брат пролетел мимо сломя голову, словно не понимая, где находится.
Камилли стоял на берегу и смотрел в отражение безоблачного голубого неба в зеркальной глади лесного озера, когда к нему подошел Урджин. Дикое необузданное существо, которое он так сильно обидел своими словами, хранило страшную тайну. Он нашел ответы на все странности ее поведения: олманки должны были выходить замуж девственницами, и все ее ухажеры рассчитывали на непорочность столь знатной и богатой девушки. А она боялась опозорить свою семью, потому что какой-то ублюдок против ее воли забрал у нее ее олманскую честь…
