– Пожёванным, – пожала костлявыми плечами женщина и, схватив меня за запястье, поставила на ноги. Мир качнулся в одну сторону, потом в другую и остановился. – Впрочем, я его другим и не видела.
– Да нет же!
Только теперь я обратил внимание, что левая сторона лица у Емельяновича напоминает оплавленный кусок пластика.
– Одежда. Кевларовая жилетка, от которой я категорически отказался и, как выяснилось, оказался совершенно прав. Однако же наш гость, очевидно, участвует во втором поиске. Стало быть, ваш так не уважаемый мной Утюг по-прежнему жив и продолжает лелеять надежду на спасение. Смею предположить, ставки возросли. Не ошибаюсь?
– Не-а. – Я стал рассматривать Воблу. Она практически не изменилась, если не считать состояния одежды, успевшей обратиться в жуткие лохмотья, едва скрывавшие костлявое тело. – И теперь главный приз пообещали мне.
– О времена! – Теодор закатил глаза. – А ведь предыдущим руководителем экспедиции был настоящий исполин духа.
– Ага, и куда он её привёл? – отгавкнулся я, чем вызвал ухмылку на тощем лице женщины. – Вы-то каким образом живые? Или нет?
– Нет, ну мы тоже очень рады тебя видеть, – громко ухнул Теодор, словно заправская сова. – А ты почему здесь? Из-за денег?
– Угу. Точно. Сделали, блин, предложение, от которого трудно отказаться.
Вобла хрюкнула и понимающе кивнула.
– Жена?
Я помотал головой.
– Ребёнок?
– Да, дочка. – Быстро она фишку сечёт. – А жена здесь, со мной.
Глаза у обоих полезли на лоб.
– В качестве дополнительной страховки. Несколько часов назад повидаться свезло.
– Бог даст, выживет. – В устах рационального Теодора Емельяновича фраза прозвучала как-то необычно. – А эту мерзость ты где сыскал?
«Мерзость», до этих слов прикидывающаяся ветошью, внезапно вскочила на три конечности и, подобно какому-то жуткому пауку, рванула к стене пещеры. Та, как выяснилось, чернела множеством отверстий, чем-то напоминая какую-то чёртову губку. И если в некоторые дыры не влезла бы и мышь, то в другие, типа той, куда вполз Лифшиц, запросто вместились бы и трое психопатов.
– Плохо, – прокомментировал Теодор и придержал за руку Воблу, которая было направилась вслед за беглецом. – Не стоит, слишком опасно.
– И что там? – Я потрогал место приложения сил Лифшица. – Блин, точно шишка будет!
– Не знаю и не имею желания выяснять. – Теодор ткнул пальцем вверх: – Мы вообще-то оттуда. Наблюдали, как ты барахтаешься. Уже думали спуститься и помочь, но у тебя самого неплохо получилось.
– Почти, – хмыкнула Вобла и повернулась к спутнику: – А что это у тебя такая рожа, будто ты того хмыря уже где-то видел? Кто он?
– Знавал я кого-то, очень на него похожего. – Теодор потрогал обезображенную часть лица и поморщился. – Давным-давно. Ещё когда первый раз собирались в Бездну, вызвался один нам помочь. Назвался экспертом-медиумом. Показывал бумаги из Питерской Академии наук. Вот только бумаги эти больно на фальшивки походили, а за их владельцем след тёмный тянулся. Короче, отказали ему. А уж после выяснилось, что человечишко этот уже успел в Бездне побывать и вроде как умишком тронулся. Организовал секту огнепоклонников и людей жёг почём зря. Выродок.
– Так может, всё-таки поделитесь, как вам выжить-то удалось?.. – протянул я, в очередной раз изучая пещеру, куда меня угораздило забраться. – Ты-то понятно, сам видел, как тебя брат нёс.
Теодор прищурился, и уцелевшая часть его лица отразила то ли скорбь, то ли злость.
– А вот ты, – посмотрел я на Воблу, а она на меня. – Никогда не слышал, чтобы кто-то сковырнулся в Ниагарский водопад и жив остался. А тут вроде повыше будет.
– Батут там стоял, – криво усмехнулась тощая женщина. Нет, всё-таки за те недели, что мы не виделись, она стала ещё худее, костлявее и злее. – Водопад этот сраный взад-вперёд ходит. То к самой стенке прижимается, то оставляет заводь и кусок берега. Если повезёт, то шлёпнешься в заливчик, а не повезёт – улетишь к…
– Так тебе повезло?
– Нет, – съязвила Вобла, – убилась на хрен, как видишь. Хотя тут совсем не факт, что никто тебя после …деца не поднимет.
– Казимир её притащил, – вмешался Теодор и потёр сожжённый кусок физиономии. – Рассказывал, что умеет чуять любую человеческую душу, заплутавшую в Бездне. Сначала – её, а после – этого…
– Этого – кого?
– Зверя, – покачал головой Теодор. Хм, значит, мне не привиделось. – Думал, покончил с ним? Как бы не так. Когда брат принёс его к себе, тот ещё дышал. Пару дней считали, что не жилец. Уж лучше бы так и случилось! Казимир его всё водой отпаивал из секретного источника. И верно, чудесный родник, жаль в этот раз не впрок пошёл. Через неделю Зверь начал подниматься, ходить, только молчал всё время.
– А вот мне сдаётся, – подала голос Вобла и присела на выступ стены, и я заметил, что под лохмотьями у неё висят вполне приличные ножны, из которых торчит длинная рукоять, – что никакой это не Зверь был. Точно вселилась в него какая-то хрень. Я ж с ним разговаривать пыталась, а он стоит, молчит и в глазах – пусто-пусто, словно смотришь в окна пустого дома.
– Угу, – кивнул Теодор. – Есть такое. И даже не знаю, хорошо или нет, что мы как раз ушли дорогу к Потоку искать, когда всё произошло. Вернулись, а там…
– Надпись на стене кто сделал? – поинтересовался я, вспомнив жуткое граффити, заставившее поверить в виновность собеседника.
– Какую надпись? – не понял тот, а когда я описал увиденное в каморке отшельника, нахмурился. – Ничего такого там и близко не было. Я уложил брата на кровать, прочитал молитву, и мы ушли. Значит, тварь вернулась.
– А как мы с ним сцепились позже! – Вобла потрогала подбородок, где цвёл разводами старый синяк. – Вот тогда я точно допёрла: ни фига это не Зверь. Тео его душит, паскуду, я ножиком в пузо – раз, другой. А с него, блин, даже кровь не идёт! Какая-то прозрачная липкая хренотень, типа силикона. Ну а после вообще пришлось оттуда дёргать на максимальной: у него как форсаж включился. Представляешь, ударом кулака кусок скалы отбил, а меня приложил так, что я метров двадцать летела.
Итак, в Зверя вселилась неведомая грёбаная пакость. Жаль, но думаю, она не станет делать поблажек тому, кто позволил ей занять новую уютную норку. Вон как этот гад позабыл о Черепе, стоило ему увидеть меня. А вообще, как-то странно, что в таком огромном, практически бесконечном предбаннике Преисподней мы постоянно встречаемся нос к носу.
Когда я высказал свои сомнения Теодору, тот невесело усмехнулся:
– Все эти тысячи уровней и бесконечная плоскость между Адом и Раем, уж не знаю, откуда тебе это стало известно, всё это – не для людей. Мы не способны ощутить даже тысячной доли всего имеющегося. Окружающее путника в Бездне – точно воспоминания склеротика. Отсюда и постоянные изменения пройденных уровней, и ограниченное их число.