– Всё могло измениться, – проворчал я, вспомнив последнее сновидение. – Тут начинается неслабый замес, и нас могут отпустить. Всех.
– Круглый тоже об этом заикался, – вздохнула Вобла, – но, дорогой мой, снам и видениям не всегда можно доверять. Даже здешним.
– Позволь мне остаться при своём мнении.
– Да хоть сто порций!
Теодор, который внимательно прислушивался к нашей беседе, задумался, почёсывая здоровую половину лица. Потом оценивающе осмотрел всех, кто находился в стакане Зелёного холла.
– Стоит попробовать, – сказал он наконец. – Казимир последние два раза вещал о грядущей великой битве и воинах, которым предстоит сражаться не только в глубинах Бездны, но и при свете солнца. Кажется, брат имел в виду амнистию для всех, кто ещё остался жив.
Паша вновь открыл глаз, потом второй. Лаврентьев заинтересованно уставился на Емельяновича, и его тощее лицо перестало излучать в пространство безнадёжное отчаяние. Даже Павлуша вытер слёзы.
– Три пещеры с крылатой дрянью, – спокойно сказала Вобла, – переходы Феникса и спуск к реке. – Она ткнула пальцем в Павлушу. – Этот точно будет обузой.
– Пожа-алуйста! – взвыла «обуза», и Паша пнул его ногой.
– Заткнись! Никто тебя не бросает. Пока. – Постанывая, он поднялся и сделал несколько наклонов, потом, как обычно, до хруста размял шею и набычился: – Сколько это займёт времени?
– Если всё пройдёт удачно, часа четыре. – Вобла посмотрела на Теодора, и тот кивнул. – Но удачно ещё ни разу не получалось, так что придётся прятаться, а это отнимет ещё час-два. И ещё: за эту парочку отвечаешь лично ты, а у меня имеется собственная зверюшка.
Мы поулыбались друг другу, хоть это больше напоминало оскал диких животных. Зверюшка, её мать! Зверюшка. Ну ладно, я тебе ещё устрою зверинец, костлявая ведьма.
Теодор подошёл к стене зелёной колбы и сдвинул камень, до этого плотно сидевший среди своих собратьев. Достал из ниши чёрный бумажный пакет, плотно обвязанный толстой бечёвкой.
– Здесь одна хитрая штука. Вообще-то – сильный яд, если напутать с дозировкой. Но при правильном применении подстёгивает организм почище любого допинга. Срок действия – четыре часа. Если повезёт, успеем выбраться до того, как свалимся без сил.
– Я это есть не стану! – испуганно откликнулся Лаврентьев, и Павлуша, неуверенно выглядывавший из-за его спины, закивал. – Неизвестные препараты с такими побочными эффектами…
– Не ешь, – поддержала Вобла и бросила в рот чёрную пластинку, напоминающую кусок шоколада. – Сдыхай к хренам! Баба с возу…
Я хихикнул, подумав, что поговорка в устах этой самой бабы, да ещё обращённая к подобию мужика, звучит вдвойне веселее. На мой смешок никто даже не повернулся, видимо, привыкли. Отказники нервно бормотали, совещаясь, а Паша нюхал свою дозу и осторожно пробовал на язык.
– Ханку напоминает…
Теодор поморщился, а Вобла согласно кивнула и расплылась в широкой ухмылке.
– …Дурь даже здесь можно найти.
– А как ты хотел. – Вобла протянула мне кусочек, пахнущий травой и ещё чем-то резким. – На тех, кто облучился Огненным потоком, эта хрень действует по-особому, но ты не пугайся. Жив останешься, ещё попросишь.
Я думал, что твёрдую плитку придётся грызть, но стоило ей оказаться во рту, и она тут же распалась на множество тонких волокон, лопающихся, подобно пузырькам газировки.
Тем временем учёные дозрели и таки согласились принять допинг. Оный они получили вместе с наставлением Теодора, дескать, недоумков он уговаривает самый последний раз.
– Пара минут, – ответила Вобла на вопросительный взгляд Паши и несколько раз дёрнула узелковую лестницу. – Никто не обгрыз? А то эти б…ди обожают пакостить.
Наш стакан начал менять цвет с зелёного на розовый. Хм, морды спутников тоже стали такого же гламурно-странного окраса, а глаза вспыхнули жёлтым. Похоже, вштырило. А потом появилось ощущение, будто в задницу вставили батарейку. Чёрт, какое там, целый аккумулятор!
Вобла встряхнулась и очень ловко, точно скелет обезьянки, поползла вверх по канату. Теодор молча прицепил к арбалету длинный ремешок, забросил мне оружие за спину и кивнул: поднимайся, мол. Подъём прошёл так, словно я превратился в воздушный шарик, которому остаётся лишь перебирать руками. Впрочем, сквозь эйфорию всё же прорывалось понимание: стоит «шарику» отпустить руки, и он тут же шлёпнется вниз.
Наверху оказалось холодно, однако сильный мороз проникал под одежду так, словно кто-то легко колол кожу крохотными иголками. Ну и ещё пар валил изо рта.
– Тут долго нельзя, – сообщила розовомордая Вобла и помогла Паше перебросить калечного через стенку колодца, – можно всё отморозить на хрен. Хрен, кстати, тоже можно. По ощущениям, градусов сорок.
– Совсем не ощущается, – буркнул гигант и повертел головой. – Хорошая дурь, забористая.
– Посмотрим, как ты петь станешь, когда тебя начнёт колбасить, – криво усмехнулась женщина и выдернула наружу Лаврентьева. – Почему Тео и не любит баловаться этой фигнёй – отходняк жесточайший.
Итак, очередная настохорошевшая пещера с гигантскими колоннами в три моих обхвата. Нижняя часть столбов светилась красным (в реале – фиг его знает каким), а чем выше, тем свечение становилось тусклее, пока не пропа дало вовсе. Поэтому внизу было относительно светло, а верх напоминал небо в полночь. Даже огоньки далёких звёзд мерцали. Увидев, что я разглядываю, Вобла осклабилась.
– Там эти самые, с крылышками. Так что веди себя как мышь. Начнёшь шуметь – прилетят на раз-два.
Бабахнуло, да так, что у меня в ушах зазвенело. Не успело протяжное эхо пропетлять между колонн, как послышался хруст, лишь на полтона тише предыдущего грохота. А потом – контрольный: истошный вопль, от которого хотелось свернуться калачиком и закрыть уши ладонями.
– Спасибо, что предупредила, – заметил я, глядя на офигевшую спутницу. Из колодца донёсся возмущённый возглас Теодора. – Что это было?
– Неприятности, что же ещё? – Вобла уже пришла в себя. – А что тут ещё может происходить, мать их так! Ну вот, понеслось.
Словно запоздалое эхо грохота и вопля, сверху послышались нестройные крики, пока ещё напоминающие крики психованных чаек. Точки, которые я принял за звёзды, больше не перемещались по хаотичным траекториям. Теперь они медленно увеличивались в размерах.
Из колодца выпрыгнул взбешённый Теодор и уставился на нас. Потом осмотрелся и нахмурился:
– Что это было?
Вобла пожала плечами, я пожал плечами, и Паша присоединился к нашему флешмобу.
– Понятно. Значит, бегом!
И первым подал пример, рванув куда-то между колонн. По мне, так этот путь ничем не отличался от подобных ему, и как Емельянович выбрал дорогу, хрен его знает. Ан нет, во время бега я успел заметить какие-то серые полоски под ногами. Может, это и были знаки.
