В чём-то эти рекомендации были невыполнимы, но отчасти я им последовал, отковыляв в сторону. Женщина приземлилась и, привалившись к стене, вытерла потёк крови, заметно увеличившийся за эти несколько секунд. Посмотрев на алую жидкость, Вобла перевела взгляд на меня, и я увидел, что её глаза плывут, как у боксёра после нокдауна. Следом из дыры показался Теодор Емельянович и в изящном прыжке опытного гимнаста легко опустился на пол. Когда он сдёрнул с лица маску, серебристые бисеринки пота дождём брызнули во все стороны.
В отверстии показались чьи-то сапоги, ожесточённо цепляющиеся за край лаза, точно их владельца кто-то тянул в обратную сторону. Теодор подскочил к дёргающейся обуви и, вцепившись в голенища, потянул на себя. В глубине лаза треснула короткая очередь, и Теодор сумел выдернуть рычащего Зверя, одежда которого оказалась изрезана на мелкие полоски. Мелькнули две кровавые полосы на лбу гиганта, и он ничком рухнул на пол, замерев без движения. Попутно великан зацепил Емельяновича, который и сам-то не слишком уверенно держался на ногах, и того отбросило назад с такой силой, что он неслабо приложился затылком о каменную стену, растянувшись у ног Воблы.
Как зачарованный, я перевёл взгляд на дыру, из которой доносился громкий скрежет и шипение. Наружу выхлестнулось длинное щупальце, покрытое короткими чёрными волосками. Потом ещё пара, вцепившихся в края отверстия. Видимо, от ужаса моё зрение обострилось, и я увидел острые, точно бритвы, когти на концах щупалец. Именно эти лезвия и скрежетали по камню.
Сердце ухнуло сквозь пятки в неизвестные глубины, пробив подошвы сапог, и потянуло следом всю мою начинку.
Когда смотришь кино о монстрах, не воспринимаешь их всерьёз: аттракцион и есть аттракцион, ужасаешься, но как-то понарошку. Почему-то и теперь я никак не мог поверить, что передо мной настоящие щупальца, содрогающиеся в попытках протащить свою тушу через лаз метрового диаметра. Меня хватило лишь на то, чтобы попятиться, пока не упёрся рюкзаком в стену пещеры. Надо было бы бежать, но конечности вновь отказали, не желая уносить от столь захватывающего зрелища. Громкое сопение раздавалось уже совсем рядом, а жуткий скрежет вынуждал нервы вибрировать, подобно натянутым струнам.
– Стреляй, – прохрипел голос за кадром.
Как выяснилось, хрипела Вобла, пытаясь оторвать спину от стены. В её глазах бушевала такая энергетическая буря, что её токи нарушили моё оцепенение. Нащупав рукоять автомата, я вскинул оружие и попытался ткнуть стволом, хотя бы приблизительно, в направлении лаза. В дыре уже появилась бесформенная масса, покрытая множеством коротких, непрерывно шевелящихся волосков, напоминающих стрекала актинии. Палец судорожно сомкнулся на спусковом крючке, и автомат оглушительно щёлкнул в тишине моих сумеречных страхов.
Выстрела не было.
Оно и понятно: с предохранителя-то автомат никто снять не удосужился! Пока я тянул непослушные сосульки пальцев и сдвигал намертво прилипший предохранитель, тварь с оглушительным пыхтением начала выпихивать свою тушу наружу.
Теодор приоткрыл затуманенные болью глаза и, прихрюкнув от напряжения, ударил рукой по какому-то малозаметному выступу у основания стены. Чудовище в проёме заверещало и пропало из вида, словно его выдернули обратно. Отвратительно хрустнуло, и отверстие в стене исчезло, скрывшись под массивной металлической крышкой. На её тусклой поверхности разевала рот морда, подобная той угрюмой физиономии, которую я видел на входе в Бездну. Только эта была страшнее, а гримаса намного тоскливее.
Невзирая на то, что силы окончательно покинули моё исстрадавшееся тело, я улыбался, как последний дебил. Боже, как я был счастлив! Мгновение назад мне удалось избежать неминуемой смерти, уж в этом я был уверен на все сто. Тварь, сумевшая без ущерба для себя отбросить таких опытных бойцов, вне всякого сомнения, устроила бы здесь настоящую бойню.
– Милосердный Боже, – пробормотал Теодор. – Святые угодники.
– …Твою мать! – с чувством произнёс очнувшийся Зверь самые доступные всем слова. – Твою мать!
Продолжая сидеть у стены и радуясь не потерянной жизни, я настолько пришёл в себя, что решил осмотреться. Мы находились в небольшой пещере, которая теперь имела лишь один выход – под узкой аркой, украшенной переплетающимися рогатыми змеюками. Арка, несомненно, была делом рук человека, что показалось очень странным. Всё это место было настолько далеко от чего-либо присущего человеку, поэтому всякое свидетельство пребывания здесь людей казалось по крайней мере неуместным.
Сама пещера напоминала куполообразный шатёр с плоским основанием диаметром порядка десяти метров. Я в настоящий момент находился в своеобразном аппендиксе – полутораметровом тупике, остальные члены группы потерянно стояли посреди пещеры, рассматривая серые стены. Судя по испуганным лицам, явление лохматой тварюки с когтистыми щупальцами не прошло мимо их внимания.
Кто-то остановился около меня и, потянув за воротник куртки, очень ласково сказал:
– Честное слово, ты не представляешь, как мне хочется вышибить твои сраные мозги из твоей сраной головы. – Вобла слегка помедлила и, хмыкнув, пояснила: – Это же надо, единственный человек, который имел возможность задержать это уродище, поставил автомат на предохранитель!
– Всё хорошо, что хорошо кончается, – достаточно внятно сказал я. – Отвали от меня, пожалуйста. Не порть настроение.
– Я тебе испортила бы… – неопределённо протянула Вобла и отошла, бормоча о траханых дегенератах, понапрасну жрущих свой хлеб.
Кстати, о хлебе насущном. Слегка оправившись от полученного стресса, начавшего покрываться лёгкой корочкой забытья, я ощутил в желудке пустоту. Оставалось надеяться, что пришло время принятия трапезы.
К счастью, так и было.
Теодор, несколько оклемавшийся после произошедшего, вышел на середину пещеры и слегка подсевшим голосом объявил остановку на ночь. В связи с этим меня незамедлительно вытряхнули из моего рюкзака, где, как оказалось, и находился определённый запас продовольствия. Появились буханки хлеба, упакованные в полиэтилен, и жестяные банки с яркими наклейками, извещающими о том, что они содержат тушёнку. Удивительно, как при таком количестве банок у меня вообще сохранился позвоночник. Каждому досталось по четверти буханки слегка несвежего хлеба и по банке тушёнки. Не могу сказать, что мои глисты остались довольны подобным ужином, но я быстро успокоил их, указав, что он мог достаться врагу. Вместе со мной. Банка опустела, и, поелозив последним куском хлеба по её блестящим внутренностям, я с огромным сожалением окончил принятие пищи.
Оторвавшись от бесполезной жестянки, я обнаружил, что большинство справилось со своей задачей намного быстрее и начало переходить от активной части отдыха к пассивной. Собрались дрыхать. Двое учёных-дутышей задремали так же, как и сидели – прислонившись спинами к стене. Третий свернулся калачиком на своём рюкзаке. Около четвёртого (точнее, четвёртой) уже сидел Серёга и что-то настойчиво втолковывал, размахивая руками. Девушка (весьма даже ничего!) обречённо кивала и бросала тоскливые взгляды по сторонам. Юра забился между двумя рюкзаками, каждый из которых был едва ли не больше его, и, накрыв лицо капюшоном, замер без движения. Швед и Круглый сидели около самой змеиной арки, перебрасываясь короткими фразами. Вобла расположилась чуть поодаль и, опёршись локтем о край торчащего из рюкзака ящика, сосредоточенно разбирала-собирала своё оружие. Зверь и Теодор вновь разложили карту и черкали её жирным чёрным маркером.
