Тоннель продолжал опускаться, и яркость освещения мало-помалу стала уменьшаться, поэтому вскоре я брёл в сером полумраке. Одурманенный этим призрачным светом, я лишь чудом осознал, что стены коридора исчезли, уступив место исполинской пещере, озарённой бледно-фиолетовым сиянием. Я замер, ощущая себя стоящим на краю бездны. Так оно и оказалось: опустив глаза, я увидел, как камень под ногами обрывается в никуда. Ещё один шаг – и самый опытный патологоанатом не сумел бы собрать мои останки в нечто целостное. Отступив на полшага, я поднял голову.
Мертвенное сияние, заполнявшее это пространство, позволяло рассмотреть невероятные сталактиты, свисающие с невидимого потолка. Больше всего эти исполинские образования напоминали гигантские перевёрнутые башни из абсолютно белого материала. Между ними медленно ползли сизые облака. От всего этого начинала съезжать моя неокрепшая крыша: мне казалось, будто мир перевернулся, и я вверх ногами повис над какими-то циклопическими постройками, подножия которых укрывает туман. Зрелище завораживало, сводило с ума. Именно поэтому я не сразу понял, почему башни начали подниматься. А когда сообразил, было уже слишком поздно.
Оказывается, глыбина, на которой я стоял, постепенно наращивая скорость, ползла вниз. Чёрное отверстие тоннеля, покинутого мной, осталось уже высоко-высоко. В панике я посмотрел вниз и по-прежнему ничего не увидел: меня спускали в бездонную яму. Голова закружилась, тело качнуло из стороны в сторону. Держаться было не за что, и мне пришлось прижаться спиной к скале, по которой полз этот импровизированный лифт. Сюрприз! Стены за спиной не было. Я мгновенно рухнул назад, ощущая, как нити, удерживающие рассудок на границе безумия, становятся всё тоньше. Но если я готовился к долгому падению, то ожидания не оправдались. Почти сразу я брякнулся на твёрдый камень, получив очередной синяк. Свои деньги я отрабатывал, получая шишки и ссадины.
– Вот …дь! – выругался я. А что бы сказали вы на моём месте?
И где же я оказался? Где я, чёрт побери, мог оказаться?! В очередном долбаном тоннеле! На этот раз меня ожидал угрюмый, усыпанный булыжниками ход, чьи каменные стены поросли какой-то гадостью наподобие мха. Скользкая плесень на поверхности глыб, по которым я ступал, фосфоресцировала слабым мерцающим сиянием, очерчивая их контуры. И это было единственным лучом света в тёмном царстве. Меня не покидало ощущение, будто я шагаю по камням, повисшим посреди космоса, и это вызывало определённый дискомфорт. Не очень помогали частые падения, во время которых я ощущал: в тёмных безднах имеется своя твёрдая подоплёка. Сколько времени я шёл по этим кирпичам-призракам под навесом причудливых узоров, мерцающих во мраке, не знаю. К сожалению, никто не предусмотрел часов на стенах или хотя бы солнца над головой.
В конце концов должно же быть хоть какое-нибудь разнообразие, повороты по крайней мере. Ни фига! Путь был совершенно прямым, в честь одноимённой кишки, и это унижало, вынуждая ощущать себя одиноким глистом, продвигающимся в сторону всё той же задницы. Временами меня охватывало отчаяние, и я начинал громко материться, проклиная всё на свете. Мало-помалу эти вопли сменялись пронзительным воем, и некоторое время я стоял, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Видимо, от постоянного мрака, расцвеченного лишь привиден ческим сиянием потустороннего лишайника, мозги норовили свернуть набок и зафиксироваться в подобном положении.
Наконец свершилось давно ожидаемое: мои верные, неоднократно битые ноги заявили ноту протеста и выразили желание взять кратковременный отгул. Поскольку её величество голова не имела никакого желания быть расшибленной о камень, пришлось адекватно реагировать на критику снизу. Я сел около стены, устроившись на относительно плоском камне и опёршись спиной о светящуюся абстракцию. Точно такая же оказалась у меня перед глазами.
– Я хочу жрать, – сказал я ей, аккомпанируя бурчащим желудком, – мне нужно пожрать!
Светящаяся плесень и не подумала возражать, ей было плевать на мои проблемы. Когда я понял это, бешеная ярость охватила меня, застилая глаза клубящимся багровым туманом. Пришёл в себя, стоящим и целящимся в чёртов мох из автомата. Великолепно! Где психиатр и парочка санитаров с удобной рубашкой? Самое время.
Тяжело дыша, я снова сел на камень и осторожно отложил автомат в сторону.
– Время спать, – сказал я сам себе и сам себе ответил:
– Хорошая идея, вот только пожрать не мешало бы.
– Заткнись, придурок, – вяло одёрнул я себя, – думаешь, я жрать не хочу?
– Тебе по фигу, – хмыкнул я, – а как я засну на голодный желудок?
– Можешь не спать, – отрезал я и начал устраиваться на камне, готовясь ко сну.
Внезапная мысль заставила меня подняться и, нащупав автомат, уложить его стволом в направлении моего сегодняшнего движения. Не хватало ещё, проснувшись, двинуться обратно. Проделав эту операцию, я вновь улёгся на холодный скользкий камень, давящий моё больное тело всеми своими выступами.
– Спокойной ночи, – пожелал я себе.
Никто не ответил.
Ночью ко мне пришёл Сергей, светящийся во мраке, и сел напротив, рассматривая узоры на стенах глазами, сияющими словно две автомобильные фары. Щупальца, свисающие у него изо рта, слабо шевелились и пытались обвиться вокруг шеи.
– Хреновые дела, – сказал Серёга, почёсывая нос огромным когтём на конце многосуставчатого пальца. – Меня прикончили, так ещё и ты скоро опрокинешься.
– Пошёл ты! – сказал я. – Меня так просто не прикончить. И вообще, не мешай мне спать.
Сергей засмеялся и пропал.
Я проснулся. Наверное. Понять, проснулся я или нет, стало намного труднее, чем раньше. Очень долго я вообще не мог сообразить, где нахожусь и почему никак не могу нащупать выключатель и включить свет. Ладонь хлопала по склизким щербатым стенам, всякий раз вспыхивающим холодным светом.
– Блин! – сказал я, постепенно вспоминая, куда меня занесла нелёгкая. – Опять эта параша.
Мои слова, покружившись надо мной гулким эхом, медленно затихли в абсолютном мраке. Теперь перестали светиться даже те тусклые узоры, по которым я шагал перед сном. То ли мох исчерпал лимит своих батареек, то ли наступила местная ночь, не знаю. Я пошарил рукой вокруг себя и наткнулся на автомат. Оружие едва не слетело с камня, на котором лежало, и я судорожно вцепился в него, пытаясь не утратить хотя бы направление в этом океане мрака.
Жрать хотелось просто невыносимо, болело избитое тело, и отвратительно зудела кожа, при этом уже испуская вполне ощутимое зловоние. Если запах начинал доставать меня, предполагаю, насколько круче всё было бы для посторонних.
Смысла сидеть на месте, размышляя о неприятностях и неудобствах, не было, от этого их количество не уменьшалось. Поэтому я, постанывая, покряхтывая и поскуливая (перед кем здесь корчить героя, я ж не герой кина какого-нибудь), поднялся и поплёлся туда, куда меня направлял ствол «калашникова». Идти стало намного труднее, чем вчера, – теперь я даже не видел, куда ступает нога, поэтому количество падений резко возросло. Несколько раз я только чудом уберегал лодыжку от перелома, цепляясь руками за стены, когда ступня попадала в щель между камнями.
