– Собираемся, – тускло сказал Теодор, обведя нас погасшим взором. – Той помощи, на которую я надеялся, мы не получим. – Он взглянул на Шведа, почёсывающего роскошную шишку, выделяющуюся на его черепе, как какая-нибудь лысая гора посреди пустыни. Цвет нароста постоянно менялся, словно он вырос на башке у хамелеона. – Ты способен идти или нуждаешься в помощи?
– Способен, – тотчас ответил Зверь, не дожидаясь, пока водитель откроет рот. – Ты же способен идти, Швед?
– Да, – угрюмо буркнул тот, сверкая покрасневшими глазами.
– И чего нам собираться? – пожала плечами Вобла, поглядывая на рюкзаки. – Багажа-то почти не осталось, как, впрочем, и людей. Если так пойдёт дальше, останется кто-то один.
Фраза вызвала у меня двоякую ассоциацию: я вспомнил, во-первых, сериал о горцах, а во-вторых, распространённые передачи о выбывающих соперниках. Короче, не сдержавшись, я по-идиотски хихикнул. Смешок получился достаточно громким, так что все обернулись и вопросительно посмотрели на меня. Оставалось только развести руками – не объяснять же им глубинную подоплёку моего веселья.
– Идиот, – только и сказала Вобла с тяжёлым вздохом.
Если бы количество сказанных ею комплиментов перешло в качество, меня уже оставили бы где-то далеко позади, хохочущего во всё горло и пускающего слюни.
– Идите к выходу, – указал Теодор направление, – а я попрощаюсь с братом.
В последних словах прозвучала неприкрытая горечь. Очевидно, наш предводитель действительно любил своего родственника и надеялся, что тот пойдёт с нами.
Братья отошли в сторону и, отвернувшись, начали горячо обсуждать какую-то тему.
Пока длилось прощание, Зверь наклонился к уху Круглого и что-то прошептал. Тот поджал губы, на мгновение задумался, потом кивнул и крадучись направился в сторону хижины. Стоило братьям в пылу разговора окончательно отвлечься, и Круглый мгновенно растворился во мраке входа. Что он там делал, не знаю, но буквально через полминуты его коренастая фигура вынырнула обратно. Взглянув на Зверя, он молча кивнул, и тот ответил ему подобным кивком. Судя по задумчивой физиономии Воблы, для неё этот вояж был такой же загадкой, как и для меня.
Пока происходили эти несколько непонятные действия, прощание подошло к концу, и Казимир крепко прижал к себе Теодора. В отличие от недавних объятий эти были намного холоднее. Наш предводитель развернулся и, сгорбившись, будто кто-то возложил на его плечи невидимую, но очень тяжёлую ношу, побрёл прочь.
– Желаю вам удачи, – зычно пророкотал за нашей спиной голос Казимира. Эхо раскатилось по самым дальним углам пещеры. – Храните Бога в своём сердце, и пусть Его свет согревает вас и озаряет ваш путь в кромешной тьме. Теодор, помни: моё предложении остаётся в силе. Я стану следить за тобой и всегда буду рад принять тебя.
– Херня, – пробормотал Швед, мотая головой.
– Заткнись, – тихо рыкнул в ответ Зверь, поведя широкими плечами.
Выход из пещеры оказался закрыт плёнкой, переливающейся всеми цветами радуги. Остановившись перед ней, Вобла оглянулась, вопросительно взирая на Теодора. Но тот без всяких объяснений прошёл через дрогнувшую мембрану, фантастически исказившую очертания его тела. Я получился последним в нашей изрядно поредевшей шеренге и перед тем, как покинуть пещеру, обернулся. Казимир продолжал стоять около своего дома, глядя нам вслед.
Феникс
Мембрана, громко хлюпнув, пропустила меня. Возникло впечатление, будто я прохожу через густой кисель, почему-то не липнущий к телу и одежде. Все эти долбаные чудеса достали до самой крайней степени, и я уже перестал воспринимать их как нечто особенное. Казалось, я всю жизнь продирался через желеобразную дрянь, удирал от когтистых тварюк и чёрной мерзости, наблюдая исполинские сталактиты, величиной с Останкинскую телевышку. В то же время воспоминания о реальной жизни потускнели до свечного огарка, и я уже с трудом вспоминал родную квартиру, дочку с женой и осточертевшую работу. Где-то внутри начало вызревать ощущение безысходности. Подсознательная часть меня, плюнув на мои мысли, твёрдо решила, что я навсегда останусь здесь, блуждая по сумрачным коридорам, подобно Казимиру, не желающему выходить на солнечный свет. От этого становилось до ужаса тоскливо и слёзы сами по себе выступали на глазах.
Мы стояли у входа в идеально круглый зал со столь же совершенным куполом, окрашенным в непорочно-белый цвет. Просто невероятно приписывать это воплощение слепой природе! Какой-то гениальный архитектор создал свой шедевр и спрятал его от людских глаз в недрах адского лабиринта. Казалось бы, ничего особенного – идеальная простота, но чистый белый цвет завораживал, не позволяя тронуться с места. Кроме того, я в очередной раз был поражён странным фактом: помещение без видимых источников света было лучше освещено, чем открытая площадка на поверхности в июльский полдень. Ну и ложка дёгтя: посреди этого белоснежного зала уродливым горбом поднимался невысокий нарост грязно-бурого окраса.
Постояв несколько минут без движения, Теодор очнулся от замешательства и направился к бурой штуковине, извлекая из кармана нечто напоминающее ключ весьма замысловатой формы. Его-то он и вставил в самую верхушку нароста, после чего хлопнул по головке ладонью, вогнав предмет по самое не балуй. Проделав всё это, предводитель отошёл назад, наблюдая за поведением нароста. Тот мелко задрожал, точно ключ, вошедший в него, был переносчиком тропической малярии, поражающей исключительно огромные засохшие фекалии.
– Ну и? – поинтересовался Зверь, подойдя к Теодору. – Оно оживёт и набросится на нас?
– Да нет, – отмахнулся тот, – это всего-навсего люк. Предпоследняя дверь к пятому уровню. Помнишь, на плане в этом месте имелся проход, наподобие шлюза. Так вот, это – вход в шлюзовую камеру.
На поверхности дрожащего нароста начал проявляться рисунок, линии которого становились чётче, с каждой секундой наполняясь золотистым сиянием. Это было изображение распахнувшей крылья птицы, взлетающей из какой-то фигни, похожей на костёр. От пернатого существа в разные стороны расходились длинные и короткие риски. Если бы я был автором рисунка, то таким образом показал бы яркий свет. Возможно, так оно и было. Позже всех остальных появилось слово PHOENIX. Это казалось смутно знакомым, но почему-то я никак не мог вспомнить.
– И кто это всё нацарапал? – задумчиво пробормотал Круглый, не слишком надеясь на ответ. – Надо бы и себе черкануть пару строк…
– Неистребимое желание оставить хоть какой-то след в этом мире, – хмыкнув, с лёгким сарказмом прокомментировал Теодор. – Мы не первые, кто идёт этим путём. Столетия назад здесь прошли путники, оставляя за собой эти рисунки и надписи. Вот только прежде никто не царапал камень ради пустой прихоти. Эти надписи – информация для тех, кто пойдёт следом за ними.
– Ну и толку от неё? – поинтересовался я. – Птичка, которой подпалили задницу.
– Птичка, – нервно хихикнул Теодор, и в его смешке прорезалась нервозность, – не просто птичка, как ты её называешь. Это – Феникс, страж пятого уровня, самая страшная тварь из тех, которые встретились нам до сих пор. В прошлый раз он убил пять человек, шедших со мной. Их обугленные тела ещё встретятся нам.
