– Нет, – невесело усмехнулся Хробанов, – но мы возьмём с собой вашу супругу. Если начнёте артачиться, накажем её. Мы всё знаем о ваших взаимоотношениях, однако наши психологи убеждены: в случае использования таких мер вы подчинитесь.
– А малая? – вырвалось у меня. – Её… тоже?
– Мы же не звери. – Впрочем, я не услышал в его голосе особой уверенности. – За ней присмотрят. Присмотрят здесь.
Ну всё, мой бес куда-то пропал. Ау, где ты? Вот же гады! Знают, где находится любимая мозоль, чтобы надавить на неё побольнее. Кстати, ни одна зараза, кроме меня, не подумала качать права. Думаю, те самые рычаги, о которых упомянули ранее, были им очень хорошо известны, и никто не горел желанием освежать воспоминания.
– Итак, – нервно потёр Хробанов узкие ладони и покосился на хозяина, словно искал в нём поддержки. – Поскольку, как мне кажется, протестов более не предвидится, можем переходить непосредственно к сути. Ни для кого не секрет, что единственной возможностью восстановить пошатнувшееся здоровье уважаемого Петра Степановича является использование так называемого Огненного потока либо его части.
Секретом это ни для кого не являлось. На дубовой физиономии Паши появилось нечто, что я мог бы назвать бледной тенью глубокой мысли. Причём одной. Диана сидела хмурая, как туча, и злая, как свора собак. А я… Я просто сидел и слушал, ибо ничего другого не оставалось.
– Все мы знаем, – Хробанов отступил на пару шагов и стал за спиной Утюга, – где именно расположен пресловутый Огненный поток и с какими трудностями связана попытка до него добраться.
Трудности, ха! Трудности – это когда тебе глаз на жопу натягивают. А тут эта самая жопа с уже натянутым глазом.
– Чёртов Ад, – с некоторым благоговением, которого я от него совершенно не ожидал, пробубнил Паша. – Мы идём в Ад!
– Именно так, – констатировал Хробанов. – К сожалению, предыдущая группа исследователей потерпела фиаско. Хуже того, погиб её руководитель – Теодор Емельянович. Хорошо, что выжил хоть кто-то.
Кто-то – это я, прошу любить и жаловать. Прошу, потому что никто не любит и не жалует. Ну и чёрт с вами! Зато я – выжил, а остальные сдохли. Некоторым – поделом, а о некоторых я вспоминаю до сих пор. Кстати, как ни странно, но чаще остальных почему-то вспоминается язвительная гладильная доска-убийца. Вобла то бишь. Чёрт, чем дальше, тем сильнее кажется, что тогда я смог бы её удержать, если бы постарался чуть больше.
– Благодаря полученной информации мы смогли конкрети зировать опасные факторы. – Хробанов перешёл на терминологию заправского лектора, и я тут же начал зевать. – Посему было принять решение отказаться от научных изысканий и сосредоточить усилия на добыче образца потока. Каждому участнику выдадут специальный герметичный контейнер.
Я зевнул ещё раз. Следом – Паша, а Диана, как я заметил, сдерживалась из последних сил. Интересно, на кой хрен Сергей Николаевич жуёт эти сопли? Ну, дали бы этот самый контейнер – и вперёд, на баррикады.
– В связи с этим – о приятном. Каждый участник экспедиции получит премию в размере ста тысяч условных единиц. А вот оплата за доставленный образец несколько увеличена. Теперь стоимость полной фляги составляет десять миллионов.
М-да, цены за променад по адским кущам значительно возросли с прошлого раза. Эдак если кто-то выживет, а Утюг ещё продолжить хрюкать, то третья ходка окажется весьма прибыльным делом. Вот только как дожить до этого самого третьего раза? Да и Утюгу недолго осталось коптить небо…
– Более подробный инструктаж получите перед самым входом в Бездну. – Почему-то Хробанова начинало натурально корёжить при попытке произнести что-то типа «Ад», «Преисподняя» или хотя бы «Пекло». Вот Бездна – и всё. – Отправляемся немедленно.
Паша и Диана переглянулись. Как-то странно переглянулись, надо заметить. Словно ожидали чего-то в этом роде. Ну ладно, эта хитрая ведьма могла что-то предугадать, зная своего благоверного, но этот увалень? О, секреты, я вновь увязаю в вашем дерьмовом зловонии.
Утюг что-то хрипнул, а Хробанов махнул рукой. Очевидно, напутственный жест должен был означать «Счастливого пути к ё…ной матери!» Все поняли правильно, ныряя за дверь. Для меня же прозвучало сакраментальное: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться». Ну, почти.
– Эй ты, подожди. – Голос оказался достаточно звонким для полутрупа. – Подойди.
Я подошёл, продолжая ёжиться под взглядом мумии. Внезапно куриная лапка вскинулась и пребольно вцепилась в мою кисть, потянув к себе. Я склонился к Утюгу, ощущая неприятный запах затхлости, исходящий от умирающего. Хробанов стоял, отстраняясь, и внимательно изучал однотонные стены помещения. Похоже, его ничуть не интересовало происходящее.
– Я никому никогда не доверял, – очень громко прохрипел Пётр Степанович и откинулся на спинку кресла, продолжая крепко сжимать мою руку. – Поэтому и дожил до этого дня. А все мои кореши уже там, – мотнул он головой, чтобы я не сомневался, где это «там». – Но я к ним не хочу! Поэтому вынужден первый раз довериться. Тебе.
Он помолчал, видимо отдыхая, а я задумался. Наверное, нужно ценить оказанное доверие. К сожалению, не получалось. Очень хотелось, чтобы меня оставили в покое и отпустили домой. Ощущение прямо как в детстве перед контрольной по математике: желудок пульсирует, а сердце норовит добраться до пяток.
– Этой шалаве, своей жене, я не доверяю ни на грош. Но она умная стерва и может пригодиться. Бойцы, да, хорошо, что они есть. Но бойцы – мясо, а ты сам видел, что бывает с мясом. Он, – кивок на Хробанова, – большой умник, держись его, и он поможет. А ты, – на мёртвой физиономии трещиной пробежала ухмылка, – ты фартовый, ты сможешь меня спасти. Спасёшь?
В его голосе, почти неживом, вдруг прорезалась такая жажда жизни, что я даже ошалел. Что я мог ему сказать или пообещать? Жизнь моей жены и дочери находилась в этих костлявых лапках. А жизнь дохляка, возможно, в моих. Пат, короче.
– А что мне ещё остаётся? – пожал я плечами и поёжился, услыхав странные кудахтающие звуки.
Утюг смеялся. На его серой личине впервые за весь разговор проявилась некая слабина, точно начала таять глиняная маска.
– Я же тебе говорил, – хрюкнул он в сторону Хробанова. – Знаю я таких говнюков. Лишь бы его фарта хватило на нас обоих… А там поглядим. Ну всё, я устал. Уё…вайте. И – удачи.
Его глаза закрылись, и я ощутил такое облегчение, словно с плеч сняли тяжеленный мешок. А впрочем, не так. Словно последние несколько минут приходилось идти навстречу ураганному ветру, и вот он стих.
Хробанов чуть ли не на цыпочках отошёл от хозяина и показал мне направление, в котором я должен был «уё… вать». Так я и сделал. Очень быстро.
Сладкая парочка, стоявшая в коридоре, посмотрела на меня так, словно я спёр у них мешок картошки в самый голодный год, после чего употребил в одно рыло на их же глазах. Одному Самойлову всё было глубоко по фигу. Он продолжал общаться с потусторонним миром, посылая его обитателей на всякие интимные органы.
