– А чего это он так суетится? Ты, что ли, заставил? – подозрительно спросил Андрей.
– Не, не я. Хозяйка забегала, сказала, что у неё важные гости. Вот он после этого и летает. Чуть нас лягушками не накормил.
– Важные гости, говоришь?
– Ну да.
– Тогда не тронь его, пусть заканчивает, – и пояснил: – В Китае принято, что чем выше гость, тем больше разных блюд должно быть на столе. Сейчас наш повар салатов настрогает, жуков и тараканов каких-нибудь в чашку насыплет и всё, пожалуйте к столу.
– Ну, ваш бродь, у вас и шутки, весь аппетит растеряешь.
– Не смеши меня, – усмехнулся Андрей, – чтобы у казака шутками про тараканов можно было аппетит отбить?! Пойдём, не будем мешать, – поманил он за собой Петра. – Так ты говоришь, хозяйка забегала?
– Ну, да! Влетела, глаза горят, пар из ушей.
– Ладно, ври да не завирайся. Пар у него из ушей, – усмехнулся Андрей. – Однако когда успела? – покачал он головой. – Ладно, отставим мирскую суету. Ты посты расставил?
– Обижаете, ваш бродь. Один на улице в кустах, второй у входной двери. Ждём доктора. А как его проводим, то одного на входе оставлю, другого на чердак.
– Добро. А чем это от тебя духанит?
– Так это, я у повара бутылку коньяка отобрал, – ухмыльнулся Петро. – Не хмурься, ваш бродь, что мы, без понятия? Я всего стопку и принял, хотел бутылку вернуть, а он – нет. Пошуметь пошумел, но бутылку обратно не взял, презентовал. Я ему за то тоже отдарился. Цацку, что на прииске на бандюках взяли, подарил. Старик доволен, сказал, дочке подойдёт.
– Тогда ладно, только не увлекайся.
– Да я только для сугреву пару глотков сделал, остальное потом, со станичниками, под мясо с картошечкой.
– Всё. Забыли, – остановил его Андрей. – Пойдём посты проверим, а там глядишь, и на ужин позовут.
Они вышли на крыльцо и попали под мелкий секущий дождь. Петро глянул на небо.
– Обложило надолго.
– Осень, – поёжился Андрей.
За оградой послышался шум подъезжающей повозки, и сразу за этим в калитку громко постучали.
– О, к нам гости, – отреагировал Андрей, вынимая из кобуры пистолет. – Ну, что ж, глянем, – стволом показывая Петру, чтобы тот укрылся в кустах. – Кто там? – спросил он в калитку.
– Доктора для господина судьи ждёте?
– Доктор – это хорошо, – пробормотал Андрей.
Сняв пистолет с предохранителя, откинул на калитке щеколду и отступил в тень забора. Калитка распахнулась, и в неё, кряхтя и кляня сырую погоду, протопал человек в макинтоше. За воротами осталась крытая повозка, на облучке которой, укутавшись в плащ, нахохлился возница.
– Похоже, точно доктор, – шепнул Андрей, – закрой калитку.
И повёл доктора в дом.
Глава 41
Осмотрев пострадавших, врач достаточно быстро со всеми разобрался. Дольше всех он провозился с раненым слугой. Тому пришлось чистить рану. После он нанёс мазь, сильно пахнущую дёгтем, и заново наложил тугую повязку. В завершение дал раненому выпить большой бокал красного вина, в который накапал несколько капель опия.
– Если до утра не помрëт – будет жить.
Детям налил подслащённой настойки, в которую тоже капнул опий, но в меньшей дозе. А вот для хозяина достал шприц. Судью, наркомана со стажем, несколькими каплями опия было не пронять. Похоже, что доктор был в курсе проблемы судьи и, не чинясь, вкатил ему лошадиную дозу. Того прямо на глазах отпустило, и он тут же уснул, как младенец.
У них тут что, вся медицина на наркоте завязана? – подумал Андрей, но, как оказалось позже, ошибся.
Медицина в Китае всегда находилась на высоком уровне. Широко применялась не только традиционная, но и народная медицина, в которой в качестве лекарств использовалось практически всё, что когда-то и где-то бегало, прыгало и летало. Шли в ход даже порошки из зубов доисторических динозавров. Но нервные срывы действительно лечились опием. В разумных пределах, разумеется.
Опий как лекарство использовался ещё легендарным Авиценной, да и всем просвещённым арабским миром. В России это снадобье тоже было известно, но применялось ограниченно, во всяком случае, не настолько широко, как в Поднебесной.
Проводив доктора, присели перекусить. Хозяйка к ужину не вышла, и казаки, не связанные рамками приличий, наелись до отвала.
– Пора передохнуть, – решил Андрей и, оставив «на хозяйстве» Петра, поднялся на второй этаж в комнату для гостей, которую показала ему хозяйка. Раздевшись, он прошёл в умывальню. В большой лохани ополоснулся ещё тёплой водой, насухо вытерся мягким, пушистым полотенцем и вернулся в отведённую ему комнату. Чистой одежды после двух недель мокрой, походной жизни не осталось, а надевать свое пропотевшее бельё на чистое тело не хотелось. И он, презрев условности, нагишом завалился в кровать, блаженно вытянув ноги на чистой, пахнущей свежестью постели. Шёлковые простыни и лёгкое одеяло приятно холодили вымытую кожу. Подушки, набитые скорлупой личинок шелкопряда, приятно шуршали, и при каждом повороте головы принимали её форму. Привычно засунув пистолеты под подушку, Андрей задремал. Лёгкий шорох заставил его проснуться.
В полумраке комнаты он разглядел невысокую, стройную женскую фигуру с распущенными до пояса волосами, которая тихо подошла к его кровати, на минуту застыла, будто на что-то решаясь, и потом, решительно сбросив на пол халатик, нырнула к нему под одеяло. Сделав вид, что приход гостьи остался незамеченным, Андрей улыбнулся.
Пришла. А я ведь знал, что придёт. Ну, что ж, посмотрим, чтó она будет делать дальше.
Гостья, проникнув под одеяло, сначала затихла, затем робко положила свою мягкую, теплую руку ему на грудь и нежно провела по ней пальчиком. А потом, окончательно осмелев, нырнула к нему под руку и всем телом прижалась к его обнажённому бедру. Он медленно повернулся к ней и осторожно обнял. Чуть касаясь её тела кончиками пальцев, нежно повёл ладонь от плеча до плавного изгиба бедра, потом ниже, еще ниже… Ощутив крепкую округлость ягодицы, уверенно накрыл её ладонью и, уже не отнимая руки, так же нежно повёл её обратно. Лаская животик и выше небольшую грудь с твердыми набухшими сосками, задержался на ней и, уже настойчиво и требовательно двинул руку вниз, не пропуская ни одного нескромного места, а добравшись до пушистого, чуть влажного холмика волос, накрыл его ладонью и запустил внутрь пальцы.
Она судорожно вздохнула, но не остановила его, а напротив, подалась навстречу медленным движением бёдер, раскрываясь и отвечая на его ласки. Поощряя и провоцируя проникновение, он ощутил, как губы её лона набухли и чуть приоткрылись. Застонав, она выгнула спину и стала бёдрами помогать требовательной руке, призывая ускорить темп. Возбуждение обоих нарастало. Его плоть была напряжена до предела. Он чувствовал приближение пика наслаждения, что её вот-вот накроет… И, не желая нарушать блаженства, всеми силами сдерживал себя. Она уже не стонала, а рычала, всё неистовей и отчаянней двигая бедрами. И вдруг затрепетала, обхватила его руками. Её лоно, будто бутон цветка, доверчиво раскрылось. Освободившись от его рук, она легла сверху, прильнула к груди и стала страстно осыпать его лицо и грудь поцелуями, постепенно спускаясь всё ниже и ниже. Доведя до исступления, оседлала его, надвинулась, а затем, медленно опускаясь, полностью села, коснувшись его ног ягодицами. Затем так же медленно поднялась, чтобы снова опуститься, и так всё быстрее, увеличивая и увеличивая темп.
