— Я подсел на твои рисунки, — просто повторил он.
Значит, не показалось. Его слова прозвучали как признание в любви. Нет, намного лучше.
— Это лучшее, что я слышала в жизни! — тихо промолвила я, не в силах отказаться смотреть в его глаза, которые рисовала все эти дни и ночи.
— У тебя все еще впереди.
Один уголок рта Себастьяна слегка приподнялся, и он направился в мою сторону, повторно разглядывая работы.
— Я надеюсь! — зачаровано пробормотала я.
Он еще раз прошелся по комнате и остановился напротив меня. Близко. Очень близко. Я стала отчетливей слышать запах его парфюма. Обволакивающий аромат идеально дополнял его, подчеркивал властную натуру и силу духа.
— Подаришь мне свой рисунок? Один.
Я нервно улыбнулась:
— Конечно. Это… здорово. Какой?
Медовые глаза пронзали меня насквозь:
— Выбери сама.
— О! Х-хорошо.
Закусив губу, я взяла свой альбом и принялась его листать. Мои руки чуть дрожали от переизбытка эмоций, и волнующей близости этого человека, и ощущения, что он за мной наблюдает.
Что же выбрать-то? Ему нравятся пейзажи, изображение дороги или аллей. Линии, уходящие вдаль, непреклонное направление вперед.
— Как тебе этот? — я протянула ему рисунок с изображением болгарского леса во время рассвета и широкой тропинкой в центре.
Себастьян взял его и стал рассматривать.
— То, что нужно! — наконец произнес он, снова глядя на меня. — Спасибо, Зоя. Я улыбнулась.
Он потянулся к своей коробке и проговорил:
— А это — тебе.
Я изумленно переводила взгляд с него на предмет в его руке и обратно.
— Что это?
— Если угодно, пусть это будет плата за твой рисунок. Но в действительности — это подарок.
— Подарок… — эхом повторила я за ним.
Мне не дарили подарков шесть лет. Но это такая мелочь по сравнению с тем, что я осталась одна в этом огромном и злом мире.
Теперь же я смотрела на эту легкую, почти плоскую коробку в своих руках, словно она дорога и бесценна.
Внутри, в идеальном порядке выстроились пастельные мелки «Фабер Кастелл Полихромос». Одни из самых лучших профессиональных пастелей, произведенных в Германии. Более того, это моя воплотившаяся мечта. Такой набор, больше чем в двести оттенков, я смогла бы себе позволить только став популярным и востребованным художником. Либо же продав одну из своих почек…
— Себастьян, — проведя пальцами по этим драгоценным мелкам только раз, я с огромным трудом закрыла коробку. — Нет. Это слишком дорогой подарок. Я не могу его принять. Прости!
Глядя ему в глаза, я протянула свою мечту обратно.
— С чего ты решила, что это для тебя? — не касаясь набора, спросил он.
— О… — растерялась я.
— Это подарок для поклонников твоего творчества, — невозмутимо объяснял он. — Я хочу, чтобы они наслаждались твоими шедеврами, выполненными на качественной бумаге и хорошей пастелью.
И, словно для пущей убедительности своего отказа принять мелки обратно, Эскалант направился к выходу.
— Себастьян! — окликнула я его.
— Ах да! Забыл, — он остановился почти у двери и посмотрел на изумленную меня. — Если не возьмешь — выброшу их вон в то окно на твоих глазах.
Он взялся за ручку двери.
— Себастьян! — окликнула я его, освободив руки от коробки.
Я быстро подошла к застывшему мужчине, вопросительно глядевшему на меня.
— Спасибо! — шепнула я и, встав на цыпочки, коснулась губами его смуглой гладковыбритой щеки.
Его кожа сладко пахло корицей и нотками ванили. Я поцеловала его, и это оказалось действительно неповторимо. Не знаю, какими мотивами я побуждалась, может, счастье меня вдохновило на такой поступок?
Он резко сжал мои плечи.
Я затаила дыхание и отстранилась под хмурым и тяжелым взглядом Себастьяна.
Что я наделала?!
— Не стоит! — холодно бросил он и резко разжал пальцы. Секунда и дверь за ним закрылась.
Глава 10
Поиски вдохновения
Двухнедельные подготовительные курсы в школе искусств «Ллотия» подошли к концу. В четверг, после последнего занятия, я стояла в очереди из студентов первого курса к профессору Циско Эмпе.
Статный француз, которому было едва за сорок, если Интернет не обманывал, с волнистой шевелюрой русых волос и густой короткой бородой, переехал на родину Пикассо несколько десятков лет назад и получил здесь свое признание. Работы современного художника пользовались огромной популярностью во всем мире.
Его творчество покорило меня с первого взгляда за превосходную красоту мазков и линий его картин. Он рисовал графику. Так эмоционально и чувственно, до мурашек! Кто знает, возможно, меня ждет такая же великолепная судьба? Хотя об этом мечтать еще очень и очень рано. А подпитывать в себе тщеславные надежды вообще лучше не стоит начинать.
Я ожидала, когда толпа студентов отхлынет и у меня появится возможность показать уважаемому профессору одну из своих последних работ. Нет, не очередной портрет Себастьяна, конечно! А изображение Златы, выполненное новыми пастелями.
Больше дюжины рисунков, в которых я воспевала совершенного Себастьяна все эти пять дней, были надежно спрятаны в моей сумке в новом альбоме. В моем тайном альбоме, который я специально завела для портретов вдохновляющего меня аристократа.
— О, Зоя! — подошел ко мне Николас и чмокнул в щеку. — Как дела?
Ну, я почти привыкла к такому приветствию.
— Еще не знаю, — я перехватила пару неприязненных взглядов девушек, брошенных в мою сторону.
Хм… А Ник популярен среди местных представительниц женской половины человечества.
— Ты скоро? Я подожду тебя! Нам же по пути?
Моя очередь вот-вот уже должна подойти и нервный трепет усиливался.
— Я хочу сходить за нужным оттенком мелка… — машинально ответила я.
— Я знаю отличный магазинчик с очень редкими товарами для художников! Я проведу тебя! — азартно предложил Ник.
— Э-э-э… Замечательно! Встретимся во дворе? — я уже подходила к учителю Эмпе, переключая на него свое внимание, так и не дождавшись ответа от Николаса.
— О, сеньорита Рольдан! — улыбнулся мне художник. — Ну, показывайте! Что там у вас?
Я смущенно протянула ему изображение вдохновившей меня девушки. Месье Эмпе долго смотрел на него, потирая искусно подстриженную бороду. Аудитория постепенно опустела, и мы остались одни. Шум улицы из открытого окна и голоса студентов из коридора проникали в аудиторию через распахнутую дверь.
