Моя тайна. Моя любовь. Моя страсть и вдохновение. Навеки чужой и навеки близкий Себастьян Эскалант.
Я сидела у стены, скрестив ноги, и смотрела на его лицо, которое сама нарисовала. Мамины глаза с портрета на мольберте наблюдали за мной. Она смотрела на меня с пониманием, с гордостью.
Я сегодня сделала то, что когда-то не смогла сделать она. Я отказала женатому мужчине, которого любила.
Закрыв глаза, я переместилась в прошлое. Снова слышала ее голос, в котором звучала боль и сожаление. Она рассказывала, как до встречи с моим отцом любила чужого мужчину. Как проводила праздники в одиночестве и ненавидела вечера, когда он был не с ней, а со своей женой.
Она мне раскрыла тайны своего прошлого за год до своей гибели. Она говорила: «Мой наказ тебе, доченька!». А после ее смерти я называла эти наставления своими заповедями.
Спустя годы я поняла, что она делилась со мной своими ошибками и брала с меня слово не идти ее дорогой.
Но я нарушила восьмую заповедь мамы. Ведь меня не оправдывало то, что я не знала о нем всю правду. Я чувствовала, что влюбляюсь, и не оградила себя от этого. Хотя разве у меня хватило бы сил?
Человек достоин той участи, которую сам себе выбирает. Только слабые люди винят во всем судьбу. А я не слабая. И я достойна большего, чем роль любовницы. Даже если эта роль самая важная в моей жизни.
Шаги. Кто-то медленно подходил к двери моей студии. Я не пошевелилась, даже когда услышала робкий стук. Дверь открылась, но я по-прежнему оставалась неподвижна.
Как же хочется стать мебелью. Стулом или диванчиком. Милым, с обивкой в цветочек, но главное — бесчувственным.
Злата опустилась на пол рядом со мной. Запах ее духов рассказал мне это без слов.
— Я не хочу любить его! — прошептала я.
Услышала, как она вздохнула, и, обняв меня одной рукой, погладила по плечу. Слезы жалости к самой себе снова заскользили по моим щекам.
— Милая, — успокаивающе звучал тихий голос Латти. — Мы не выбираем, кого любить и кого ненавидеть. Это происходит само собой.
Я молчала, чувствуя, что меня поглощает печаль и разочарование.
— А может, есть секретный способ изменить свои чувства?
Она усмехнулась, и я услышала горечь в ее словах:
— Ты обманываешь сама себя. Не повторяй ошибку Себастьяна.
Я выпрямилась и посмотрела в ее сочувственные глаза:
— Ты знала?
Она не сразу поняла, о чем я ее спрашиваю. Она будто раздумывала: не говорим ли мы о разных вещах?
— Если бы знала, то не поддерживала бы твое увлечение Себастьяном. Виктор только сегодня мне все рассказал.
— Я бы тоже хотела знать об этом с самого начала. Может, тогда я не влюбилась бы в него?..
Погруженная в водоворот собственных мрачных мыслей, я стала собирать его портреты. Виктор знал и в тоже время говорил, что Себастьян мне по зубам. Зачем? Он должен был сразу вернуть меня на землю и сказать, чтобы я перестала мечтать о нем!
Ах, эти игры богатеньких мальчиков! Яхты, спорткары на взлетной полосе и человеческие чувства. Какая разница, чем или кем забавляться?
***
Утро понедельника пришло с дождем. Его косые капли барабанили в окно моего кабинета, нарушая тишину и обыденность комнаты. Серое небо обрело унылость в своем ровном оттенке. Ветер порывался выгнуть зонты прохожих, чтобы позволить своему другу-дождю украсить ткань их одежды.
Я уже привык к этим серым будням, будто погода тоже переживала эмоциональный кризис и накрывала им Барселону. Я всегда не любил такие дни. А хотя… что или кого я любил или люблю? Отца? Брата? Невестку? Будущего племянника? Наверное, подобную привязанность многие и называют «любовью».
Но мне проще назвать то, что я не люблю: дождь, зиму, дешевый кофе, светские новости и поп-музыку, китайскую еду и воду без газа, отдых за городом и кровожадных комаров, к которым никто не питает симпатию.
Зато большинство любят своих родителей. И крайне редко кто-то может сказать, что вот уже пятнадцать лет не любит и не уважает свою мать.
А я могу.
— Господин Эскалант, прибыл сеньор Бланко…
Голос секретаря вывел меня из мрачных раздумий, и я отошел от окна.
— Ну, как дела? — улыбался мне друг, уже сидя в кресле напротив.
— Поездка оказалась очень успешной! — уклончиво ответил я.
— Да? — вскинул брови тот. — И что, ты нашел ее?
Мои внутренности сжали мерзкие клещи неприязни. Так, нужно срочно воспитывать в себе более приятные чувства к собственной жене.
— Почти, — я сделал глоток двойного эспрессо, только что принесенного секретарем. — Теперь я знаю ее имя, фальшивую фамилию и город, где она последний раз арендовала жилье.
Я замолчал и погрузился в мысли о будущей встрече с женой спустя не один десяток лет. Какая она? Блондинка? Рыжая? С пирсингом или татуировками?..
— И как ее теперь зовут?
Голос Сезара выдернул меня из размышлений. Мой многозначительный взгляд скрестился с его глазами, и он усмехнулся, покачав головой.
— Гриф «Совершенно секретно». Черт возьми, постоянно забываю о нем!
Глава 41
Сезон разочарования
Мое новое жилище — потрясающее! Оно словно следующая страница из книги о моей жизни, ее новая глава.
Эта история, жанр которой склонен к мелодраме, разделилась на две части. До встречи с Себастьяном и после нее. Первая часть мне нравилась больше.
Выдержав битву убеждений, я переехала на следующий день после того, как узнала правду о нем. Я больше не могла находиться в доме с его семьей. Там витала угроза встречи с ним. Сладостная, желанная угроза…
Злиться на него у меня нет ни желания, ни сил. К тому же он попросил прощения уже давно. Я полюбила женатого мужчину, не желающего любви и привязанности. Он назвал свою женитьбу проблемой и тягостными обязанностями. Его жена — это бремя для него. Мне жаль ее.
Интересно, а кто она? И почему это тайна?
Наверняка Латти и Виктор знают ответы на эти вопросы. Но задавать их я не хочу и не буду. Не мое дело. Да и я не мазохистка, причинять себе боль собственными же руками. Пусть душевную, пусть косвенную, но все же невыносимую.
Суббота. Воскресенье. Понедельник. Вторник. Лекции, работа, встречи со Златой и Ронни, переезд Мари в больницу Стокгольма, прощание с ней… Все превратилось в одну безжизненную реку, текущую мрачно и печально.
Единственным проблеском наслаждения для меня оставались часы моего творчества. Именно в нем я могла позволить себе запретную слабость — рисовать Себастьяна Эскаланта.
***
— Мадмуазель Рольдан, — протянул профессор Эмпе, разглядывая мои новые работы после занятия в среду. — Вы явно шагнули на несколько творческих ступенек вверх!
