— Себастьян… — я хотела все объяснить, испуганно глядя на злого Эскаланта.
— Нет! — снова перебил он меня и, положив руки на стол, заговорил.
— Не унижай меня и себя этой дешевой ложью!
Я изумленно хлопнула ресницами и окончательно запуталась.
— Мне с самого начала стоило тебе все открыто разъяснить, а не рассчитывать на твое молчаливое понимание!
Он поднял на меня высокомерный взгляд, от которого мне захотелось убежать и спрятаться.
— Зоя, ты еще слишком молода и наивна. В тебе нет опыта, и раньше меня это привлекало…
Раньше? О нет! Я не хочу это слушать!
— Я увлекся тобой, что абсолютно несвойственно моей натуре, — деловито и чуть раздраженно продолжал свою речь Себастьян, вонзая ножи в мое сердце. — Я также знаю, что ты отвечаешь мне взаимностью. Но беда лишь в том, что ты путаешь обычную жажду секса с каким-то мифическим чувством «любви». Я же вижу всю эту реальность. Мне жаль разбивать твои романтические мечты и наивные надежды, но иначе никак.
Я замерла, впитывая его слова всем своим существом, словно губка, которая упивалась губительной влагой.
Он жестоко говорил, а я смотрела на ворот его рубашки, на узел галстука, на циферблат наручных часов, что выглядывали из-под рукава. Я смотрела куда угодно, кроме его глаз. Я чувствовала на себе его холодный, оставлявший рваные раны на моем сердце, взор. А мне невыразимо сильно хотелось сберечь в памяти тот самый медовый взгляд, которым он больше никогда на меня не посмотрит.
— Зоя, все, что я делал и говорил, имело лишь одну цель. Секс. Мне нужен был от тебя только секс, — чеканя слова, говорил Себастьян. — Тебе этого мало, поэтому наши пути расходятся в разных направлениях. Прости.
Повисла пауза.
Как в тумане, я сдалась, и медленно подняла взгляд на жестокого мужчину.
Он выглядел напряженным. Глаза бегали по моему лицу, пытаясь найти ответ на безмолвный вопрос: поняла ли я его.
Сомнений нет. Теперь мне все понятно.
Я не спеша подняла компьютер Латти со своих колен и положила перед Себастьяном.
— Это просила передать Злата. В папке «Мари» на диске «D» все данные о диагнозе. Доктор Греппор уже ждет тебя в отеле «Эклипс Плаза». Ты опоздал на десять минут, Себастьян, но по весьма уважительной причине.
Я сглотнула ком в горле, глядя, как он откинулся на спинку стула и провел рукой по лицу.
Он ошибся. Он решил, что встреча придумана и подстроена. Он показал свое истинное лицо. Примитивные уловки, похотливый обман и подлое откровение. Ему жаль, что я увидела это.
— Злата и Виктор просили передать тебе свои извинения за беспокойство, — беспощадно продолжала я, поднимаясь на ноги. — Они вынуждены задержаться у врача Латти, а ты почемуто не отвечал на их телефонные звонки…
— Я отключил мобильный из-за совещания… — теперь он смотрел снизу вверх, и я открыто читала сожаление в его взгляде.
Все. Медовый взор больше меня не вдохновлял. Я опустошена.
— Зоя… — тихо позвал он.
— Я очень надеюсь, что с малышом и Латти все в порядке и это просто затянувшийся формальный визит к доктору, — торопливо продолжала я и даже умудрилась улыбнуться.
— Зоя! — на этот раз его голос прозвучал угрожающе.
— Спасибо тебе, Себастьян, за ясность, которую ты внес в наши… в нашу ситуацию! — я, закинув сумку на плечо, договорила: — И приглашение на мою выставку считай аннулированным.
Эскалант опустил глаза. Он больше не пытался меня остановить или разуверить в той грубости, которую выплеснул мне в лицо пару минут назад.
Я повернулась и пошла к выходу, как вдруг жажда злорадного превосходства в своей правоте заставила меня вернуться к столику, где все еще сидел Себастьян.
Он поднял на меня хмурый и сердитый взгляд, так и не сменив позы.
— Забыла заплатить по счету! — бросила я слова и деньги за чай на стол перед ним.
Последнее, что я видела, это как он недовольно скосил взгляд на разлетевшиеся купюры. Триумф и обида смешались во мне, когда я оказалась на улице.
Вот и все. Мои детские, наивные и неопытные мечты, выражаясь словами высокомерного аристократа, были разбиты в дребезги. Жестоко и безжалостно.
Если вдуматься, то ничего удивительного не произошло. Ведь именно такого человека я и полюбила — жестокого, сурового и равнодушного. Человека, который сжег мое сердце и развеял пепел над океаном реальности. Он, чисто по-мужски, хотел от меня лишь плотской утехи, а я была не в состоянии различить свои желания.
Наверное, вот так и набираются опыта и мудрости. Именно так ужесточаются сердца.
Я брела по каталонскому тротуару, заглушая мучительные мысли и чувства музыкой. Я накручивала громкость до предела, до звона в ушах и боли в голове. Прогоняя предательские слезы, я закрывала глаза и подставляла лицо лучам осеннего солнца.
Хорошо, что я знала, как справляться с унижением. Я погружалась в него с головой. Впитывала его густую, смрадную эссенцию, черпала силу и становилась крепче.
«Гордость — это не твоя подруга. Гордость — это твоя защитница».
Да, мама, ты оказалась права! Моя гордость — мое спасение, часть моей сущности.
Я благодарна ей за силу. Она сделала меня личностью. Я благодарна ей за пламя, которое сожжет любовь к Себастьяну Эскаланту. Беспощадно. Дотла. Не оставит даже пепла. Именно ту любовь, которую он назвал похотью. Любовь, от которой он отказался. Любовь, которую он осквернил.
Я пережила словесный расстрел, который завершился контрольным выстрелом в душу.
Глава 55
Охота
Два дня моей жизни, которые я отмеряла по минутам муки, слез и презрения к себе, остались в прошлом. Два дня мантры заповедей мамы, которые я перечитывала снова и снова. Два дня бешеного творческого всплеска, в котором я рисовала глаза Себастьяна Эскаланта, смотрела в них, а после брала черную акварель и медленно закрашивала их.
Так я пыталась забыть его глаза…
«Отпуская, не сожалей!» — так говорила мне мама.
Я вновь и вновь перечитывала блокнот со словами матери, отчаянно желая превратить их в защитное заклинание.
Себастьян в поисках невесты. Ронни нехотя рассказала мне эту новость, услышав ее от Сезара. Он искал девушку своего уровня. Красивую, умную графиню или виконтессу. Я почти видела, как прагматичный циник властно восседал в своем кресле, посреди кабинета, и вычеркивал «недостойных» из списка.
Прошло два дня, и случилось невероятное — я больше не хотела рисовать Себастьяна. Возложив на могилу своего сердца венок из одной тысячи ста двенадцати портретов, я понимала и принимала свое сумасшествие. Абсолютное.
Я сидела на полу и рассматривала рисунки. Рядом стояла баночка «Пепси», от глотка которой я чувствовала себя немного легче.
