И в таком стиле почти вся книга. Только там, где он рассказывает о делах, защитах, муках за подзащитных, — там язык натуральнее.
Ни один настоящий русский человек не писал и не будет писать таким русским языком.
Книга успеха не имеет. Трахтерев
[601], к[оторо]го я на днях встретил, рассказывал мне, что написал для «Возрождения» резкую рецензию про «Вчера», а про одного русского мне рассказывали, что он сказал, что, прочитав книгу Грузенберга, стал антисемитом. А Грузенберг собирается выпустить второй том.
С Зайцев[ым]
[602] переписываюсь. Он очень аккуратен и по д[елу] Залькинд делает все как следует. По другим делам (Мельникова и др.) я с ним не переписываюсь. На днях [Зайцев] писал, что летит на два дня в Вену.
Вы знали Балина? Он недавно скончался после долгой болезни
[603].
Как Вам должны казаться теперь далекими наши европейские дела! Рад за Вас, что Вы из этой трясины выбрались. По-моему, еще немало пройдет времени, пока здесь наладятся дела. Еще много волнений и потрясений придется пережить европейцам.
Пора кончать. Спешил ответить, чтобы скорее дошла до меня очередь в Вашей корреспонденции.
Буду ждать, а пока Евгении Львовне и Вам наш сердечный привет.
Ваш
Б. Гершун
В каком теперь положении наши страховые дела? Удастся гальванизировать эти «трупики»?
Забыл сообщить, что имел письмо от Фальковского
[604]. У нас нашелся с ним общий интерес — древний Эгипет [так в тексте]. У него на основе усердного изучения сего предмета, у меня под влиянием книги Людвига «История Нила»
[605]. Я боюсь, что дни его в Л[иге] Н[аций] сочтены
[606], и он сам пишет о том, что придется, пожалуй, переехать в Париж. А пока… он написал кулинарную книгу: «Кулинария для эмигранта» и даже нашел издателя. Значит, со временем будем питаться по рецептам нашего собственного Саварэна
[607].
Маргулиес
[608] ходит уже с палочками, а то и без палочек, но не без труда. Успех большой, а ведь врачи предсказывали, что он с постели никогда не встанет.
Рассказал обо всем.
Ваш БГ
Какой у Вас шикарный номер! 2308! Мы с нашими двузначными номерами можем спрятаться!
Б. Л. Гершун — А. А. Гольденвейзеру
Париж. 3 июля 1938
Дорогой Алексей Александрович,
Когда взял Ваше письмо из Нью-Йорка, чтобы Вам ответить, с ужасом заметил, что прошел целый месяц, как его получил. Вы, вероятно, уже обратно в Вашингтоне, а для нас этот месяц прошел так быстро, так незаметно. И без особых событий, если не считать того, что мы взяли новую квартиру — недалеко от настоящей: 7, rue Robert le Coin, тупик, идущий от rue du Ranelagh. Мы переезжаем в конце сентября или в начале октября. Квартира меньше: 3 комнаты, но все светлые и на солнечной стороне. Очень нам надоел сумрачный свет — безсолнечный — в столовой и кабинете. Переезд вещь неприятная и связана с многими хлопотами и большими расходами. Все здесь непривычно и сложно. Ремесленники неаккуратны и часто недобросовестны, а без них при переезде не обойтись. Судьба Нансенамта в Берлине решена. Он закрывается осенью. Евг. А. [Фальковский] уволен и получает при закрытии Нансенамта 2‐х месячн[ое] жалованье. Он хлопочет о визе в[о] Францию. Нелегко ему будет здесь устроиться. Закрытие состоялось по категорическому требованию германского правительства, не пожелавшего долее терпеть такое учреждение.
С Элькиными поддерживаем оживленные отношения. Вашего письма он мне еще не читал. Охотно прочел бы Вашу рецензию о Грузенберговской книге. Не пришлете ли ее? Я написал статью «Грузенберг как уголовный защитник (по поводу книги его воспоминаний „Вчера“)» и послал ее П. Н. Милюкову. Написал, платя этим свой долг Грузенбергу, к[отор]ый настойчиво требовал от меня статью о себе еще по поводу его 70-летия. Я не написал: убоялся. А теперь решился
[609]. […]
А. А. Гольденвейзер — Б. Л. Гершуну
Интермонт, 11 августа 1938 г.
Париж
Дорогой Борис Львович,
Ваше письмо от 3 июля мы получили в самом начале нашего «дачничества» в небольшом поселке в штате Вест-Вирджиния. Мы решили спасаться от вашингтонской жары и, не будучи связанными ни квартирой, ни — к сожалению — делами, уехали из города. Живем здесь в коттедже, ведем сами хозяйство, покупаю продукты у соседей-фермеров. Знакомимся с американской жизнью в новом разрезе. К несчастью, жара и здесь мучительная, но она хоть продолжается только несколько часов в день, а утра, вечера и ночи прохладные. Мы находимся среди невысоких гор, на некотором количестве метров над уровнем моря.
30 августа возвращаемся в город. В Вашингтоне пробудем, вероятно, недолго, так как решили провести будущую зиму в Нью-Йорке.
