Благодаря усилиям литераторов, меценатов, американских, а после распада СССР и российских фондов «Новый журнал» продолжил — и продолжает — выходить. В настоящий момент, в октябре 2020 года, когда пишутся эти строки, вышла уже 300‐я книжка журнала. Вряд ли можно сомневаться, что первые шаги по созданию этого долгожителя русской зарубежной периодики, о которых рассказывается в настоящей статье, были самыми трудными.
1945 год и русская эмиграция
(Попытка примирения)
[724]Вторая мировая война нанесла тяжелый удар по русской эмиграции, включая ее неофициальную политическую и культурную столицу — Париж. После оккупации Франции в 1940–1941 годах за океан выехала значительная часть эмигрантской либерально-демократической интеллектуальной элиты, имевшей реальные основания опасаться за свою жизнь и свободу. Эмиграция, и ранее не отличавшаяся единством, оказалась в годы войны расколота еще в большей степени — значительная ее часть поддержала нацистов, рассматривая Гитлера как освободителя России от большевистского ига. Среди тех, кто в той или иной форме сотрудничал с нацистами или открыто высказывался в их поддержку, оказались не только крайне правые политики и публицисты, но и вполне респектабельные фигуры русского Парижа, такие как танцовщик и коллекционер Серж Лифарь, писатели Иван Шмелев, Илья Сургучев и Зинаида Гиппиус, художник и историк искусства Александр Бенуа, философ Борис Вышеславцев. Список далеко не исчерпывающий. Другая часть политически активной эмиграции стояла на оборонческих позициях, если не позабыв, то на время спрятав свои разногласия с советской властью. Немало эмигрантов приняло участие в движении Сопротивления. Однако на виду были коллаборационисты, и для многих французов белый эмигрант (ибо для обычных французов, не слишком разбиравшихся в тонкостях эмигрантской политики, все эмигранты были белыми) и коллаборационист стали едва ли не синонимами.
ПАРИЖ, 1940–1945
Принято считать, что германскую ориентацию приняла правая, реакционная часть эмиграции; в основном это верно, однако определенные колебания проявляли и некоторые из эмигрантов, которых принято относить к либерально-демократическому спектру сообщества русских изгнанников.
Во Франции руководителем русских воинских объединений нацистами был назначен генерал Н. Н. Головин, видный военный историк и теоретик, возглавлявший высшие военные курсы РОВС в Париже. После нападения Германии на СССР митрополит Серафим обратился ко всем «верным сынам России» с тем, чтобы «верные сыны» помогли германским войскам очистить Русскую землю от «масонской звезды и серпа и молота». Неудивительно, что оккупационные власти объявили о признании только администрации Серафима, специально оговорив, что не признают «промосковского» митрополита Евлогия
[725].
Многие видные деятели эмиграции успели бежать из Парижа накануне его захвата немцами в июне 1940 года и обосновались на юге Франции, в зоне, контролируемой правительством Виши. Среди них были П. Н. Милюков, А. В. Тыркова, вместе с семьей ее сына А. А. Бормана; некоторым счастливцам удалось получить американские визы и уехать в США, в том числе М. А. Алданову, А. И. Коновалову, В. М. Зензинову, А. Ф. Керенскому и др. В. А. Маклаков отказался покинуть Париж; как глава Офиса по делам русских беженцев он счел необходимым остаться на посту
[726].
Однако, как нетрудно было представить заранее, оккупационные власти отнеслись к либералу и масону Маклакову весьма подозрительно. Впрочем, руки персонально до него у властей дошли не сразу. 28 августа 1940 года были распущены все иностранные организации в оккупированной зоне. Среди них — около 800 русских культурных, образовательных и иных организаций. Офиса Маклакова это не коснулось, однако оккупанты его просто игнорировали. Конечно, проблема русских эмигрантов во Франции волновала их далеко не в первую очередь; пока что это позволило Маклакову продолжить свою деятельность, в данных условиях почти совершенно неэффективную. Он пытался искать защиты интересов русских изгнанников у правительства Виши и даже обратился с личным письмом к его главе маршалу Ф. Петену. Ответа не последовало.
Тем временем у него появился «конкурент», князь Михаил Горчаков, внук канцлера А. М. Горчакова, предложивший Маклакову разделить функции таким образом, чтобы князь ведал сношениями с немцами, а бывший посол — всем остальным. Горчаков ссылался на желание оккупантов иметь дело именно с ним, но, возможно, это была его собственная инициатива. Горчаков, первый претендент на роль фюрера русской эмиграции, монархист и человек крайне правых убеждений, заявил, что он организовал новый «комитет» по своей собственной инициативе; по его словам, он платил за наем помещения для комитета, в котором он восседал под портретами Николая II и Гитлера, из своих собственных средств. Поверить в «самочинность» возникновения его комитета трудно. Несомненно, что до определенного времени он устраивал германские оккупационные власти; и если его прямая связь с гестапо и не прослеживается, то тесное взаимодействие с немецкой организацией, занимавшейся вербовкой рабочей силы в Германию, очевидна. Собственно, «трудоустройство» эмигрантов, многие из которых действительно оказались без работы, было, похоже, главной задачей горчаковской организации. Правда, князь также старался вызволять из беды соотечественников, попавших по той или иной причине в руки немецкой или французской полиции. Через несколько месяцев князь был немцами смещен, скорее всего по причине своей эксцентричности, граничившей с ненормальностью. Даже если сделать скидку на ангажированность мемуаристов-«возвращенцев» Л. Д. Любимова и Б. Н. Александровского, общавшихся с Горчаковым, особенности поведения князя, которые они рисуют, наводят на мысли о неадекватном восприятии им окружающего мира
[727].
В апреле 1941 года гитлеровцы поручили некоему полковнику Владимиру Карловичу Модраху, ничем особенным себя ранее на политической арене не проявившему, за исключением пронацистских симпатий, организовать комитет взаимопомощи русских беженцев во Франции. Задачей комитета была, разумеется, не помощь, а прежде всего контроль и привлечение, если потребуется, эмигрантов на службу германским властям. Все эмигранты должны были пройти регистрацию в комитете, причем регистрирующимся после начала войны Германии против СССР предлагали заполнить анкету, завершавшуюся следующим примечательным текстом: «Я, нижеподписавшийся, изъявляю свое добровольное желание принять действенное участие в борьбе, начатой Германской империей в СССР против жидовско-коммунистической власти. Я заявляю, что готов вести эту борьбу в любой ее отрасли и на любом посту, указанном мне представителями национал-социалистической Германии»
[728]. Желающих, несмотря на недвусмысленные угрозы, нашлось немного.
