Витковский считал, что «длительные обвинения Берберовой в том, что во время оккупации Парижа она симпатизировала фашистам», связаны с тем, что советским литературоведам досадил образ Бунина, «чуть шаржированно обрисованный Берберовой», который портил «всю икону» (с. 14–15). «Клевета» началась гораздо раньше и исходила отнюдь не от советских литературоведов. Публикуемое ниже «циркулярное» письмо Берберовой Алданову, а также последовавшая переписка Алданова с М. В. Вишняком и, 20 лет спустя, обмен письмами между Берберовой и бывшим редактором «Современных записок» позволяют прояснить многое в этой истории, а также объяснить некоторые странности и «Биографического справочника», и самого текста «Курсива». Например, почему в разделе о войне и первых послевоенных годах связное и вполне аналитическое повествование вдруг сменяют отрывочные, вроде бы дневниковые записи.
В годы Второй мировой войны, расколовшей и прежде не отличавшуюся единством эмиграцию еще больше, позиция Берберовой ни у кого особых сомнений не вызывала. «О русских в Париже пока известий нет, — писал Алданов Вишняку вскоре после освобождения Парижа. — Воображаю, как трясутся теперь Берберова, Гиппиус, Сургучев, Шмелев»
[804]. Имя Берберовой было названо наряду с председателем прогитлеровского Союза писателей И. Д. Сургучевым и И. С. Шмелевым, публиковавшимся в пронацистских «Парижском вестнике» и берлинском «Новом слове».
В марте 1945 года в нью-йоркском «Новом русском слове» была напечатана статья свояка Алданова, библиографа и публициста Я. Б. Полонского «Сотрудники Гитлера». В статье приводился длинный список русских эмигрантов, запятнавших себя сотрудничеством с нацистами. Наряду с именами Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус, Сургучева, С. М. Лифаря, В. Н. Ильина в нем были названы Nicolas von Makeev и Н. Н. Берберова-Макеева
[805].
В эмигрантских кругах, в частности, ходили разговоры о том, что Берберова писала на юг в «свободную» зону, В. В. Рудневу, Бунину и Адамовичу, приглашая их вернуться в оккупированный Париж. Позднее, в рецензии на первое издание «Курсива» Р. Гуль писал, что «во время оккупации Франции Гитлером Берберова осталась в Париже (и под Парижем), написала, в частности, тогда стихотворение о Гитлере, в котором сравнивала его с „шекспировскими героями“». К сожалению, стихотворение это до сих пор не опубликовано. А жаль, ибо — тематически — оно оказалось бы единственным в русской литературе. Из зоны оккупации г-жа Берберова звала уехавших в свободную зону писателей Бунина, Адамовича, Руднева и др. вернуться под немцев потому, что «наконец-то свободно дышится» и т. д. Жившее тогда у Буниных лицо пишет: «Помню, что письмо Берберовой Иван Алексеевич прочел вслух за обедом»
[806].
Гуль ошибался в том, что стихотворение Берберовой «Шекспиру» не было опубликовано. На самом деле оно увидело свет в 1953 году в антологии русской зарубежной поэзии. А вот то, что Берберова считала Гитлера достойным пера Шекспира («О гений Стратфордский, явись!»), сомнений не вызывает. Собственно, она сама об этом писала Омри Ронену. Приведу наиболее выразительный фрагмент ее стихотворения:
И где-то между Ильменем и Доном
Владыка мира смотрит в очи року.
Они легли, мильоны, легионы,
С костьми еще татарскими мешаясь,
С литовскими, французскими костьми,
Там, где когда-то — Куликово поле,
Полтавская широкая равнина,
Там, где когда-то над Невой в Европу
Сверкнул очами первый император.
Они легли и более не встанут.
Им сладко спать в объятьях половецких,
Им хорошо с полками Гедимина,
Со старой гвардией Наполеона,
Над ними зашумит — о скоро, скоро,
Российский хлеб…
Но тот, кто век потряс,
Тот без тебя окончить жизнь не может.
О гений Стратфордский, сойди к нему,
Введи его в твой сонм судеб ужасных
И научи последнему призванью!
[807]
Собственно, гению (я о Шекспире, а не о Берберовой) не зазорно писать о злодеях, а в берберовском стихотворении содержатся очевидные отсылки к «Макбету». Критически важно в данном контексте время, когда стихотворение было написано: это 1942 год, и призывы к «Стратфордскому гению» сойти к «владыке мира», то есть к Адольфу Гитлеру, в те дни, когда немецкие войска стояли под Сталинградом, не могли восприниматься абстрактно. По словам самой Берберовой, ее стихотворение ходило в трех версиях в 1942–1944 годах
[808]. Остается гадать, какую из них она отдала в печать и что было в двух других.
Берберова была не одинока в своих восторгах. Д. С. Мережковский в выступлении по радио после вступления немецких войск в Париж назвал Гитлера «новой Жанной д’Арк»
[809].
Я. Б. Полонский записал в дневнике 2 ноября 1942 года: «Иван Алексеевич получил открытку от Берберовой. Обхаживает его: „На Ваши книги набрасываются в Киеве“ (лжет, не сообразила: ведь не на что набрасываться — советских изданий почти нет, <…> а эмигрантских изданий тоже нет, да и не могут они по целому ряду причин продаваться там) и дальше: „Мы Вас любим, обожаем, — Бенуа и Шмелев уже заняли определенную позицию, Зайцев — еще нет“. Следовательно, остановка-де за Вами. Очень им, видно, нужен для престижа Бунин»
[810]. Увы, А. Н. Бенуа, как и Шмелев, сотрудничал в годы войны в пронацистских изданиях. Всего в 112 номерах «Парижского вестника», нацистского еженедельника на русском языке, выходившего с 14 июня 1942 по 12 августа 1944 года, опубликовался 131 автор
[811].
Крайне недоброжелательно настроенный по отношению к Берберовой Гуль приводит фрагмент из письма к нему Гайто Газданова:
Помню, что мы были как-то в кафе: семья Вейдле, Фельзен (Н. Б. Фрейденштейн), Берберова, моя жена и я. Это было время германского наступления в Югославии. Берберова была возмущена, — но не немцами, а югославами: «Подумайте, какие мерзавцы сербы! Смеют сопротивляться!» Против нее выступили все, по-разному, конечно… Вейдле и Фельзен более мягко, я — довольно резко. После этого Берберова со свойственной ей простодушной — в некоторых случаях — глупостью, сказала: «Я не понимаю, ну Фельзен — еврей, естественно, что он так говорит. Но Вейдле и Газданов же не евреи?»
[812]
