Уже в январе 1902 года Лидия Осиповна отправляется в качестве агента «Искры» на партийную работу в Москву. Судя по ее рассказам, это уже было вполне похоже на то, что показывали в советских фильмах о революционерах-подпольщиках. Вернув владелице использованный ею для пересечения границы паспорт, Лидия Осиповна не сумела добыть другой документ и, соответственно, не смогла прописаться. Приходилось проводить ночи в пригородных поездах и на вокзалах, а однажды напроситься на ночлег к проститутке, рассказав ей жалобную историю о том, что муж выгнал из дому. Впрочем, история была недалека от истины, ибо родственники бывшего мужа боялись оставлять ее на ночь.
7 мая 1902 года Лидия Осиповна была арестована на улице вместе с Александром Савинковым, братом будущей знаменитости — террориста и писателя Бориса. С Борисом Савинковым Лидия Осиповна также встречалась. Ей было поручено вернуть «заблудшую овцу» на истинный путь социал-демократии. Однако успеха она не добилась. Б. Савинков уже дрейфовал в сторону эсеров. Второй арест грозил серьезными последствиями — Лидия Осиповна просидела год в Таганской тюрьме; в ответ на предложение сотрудничать с полицией, сделанное ей лично создателем системы «полицейского социализма» С. В. Зубатовым, запустила в него, подобно Лютеру при встрече с чертом, чернильницей и в итоге была выслана в Восточную Сибирь, в Олекминск. Здесь она поселилась вместе с Александром Савинковым, с которым у нее был, судя по всему, довольно бурный роман.
2 февраля 1905 года Лидия Осиповна бежала из Олекминска, а уже в марте 1905 года добралась до Женевы, где примкнула к меньшевикам и стала секретарем редакции меньшевистской «Искры». После ее побега А. Савинков застрелился; было ли причиной его самоубийства расставание с Лидией Осиповной, на что намекает Б. Сапир
[922]? Судить трудно, но если вспомнить, что отец А. В. Савинкова сошел с ума, а брат Борис (если верить чекистским источникам) впоследствии также покончил с собой, то, вероятно, сводить причину его ухода из жизни только к расставанию с любимой женщиной вряд ли приходится.
В Женеве Лидия Осиповна сошлась с Ф. И. Даном, ставшим ее спутником на последующие 40 с лишним лет. У них впоследствии родилась дочь, умершая от менингита в 1917 году; о судьбе дочери Лидии Осиповны от первого брака нам ничего не известно. В конце 1905 года Лидия Осиповна вместе с Даном вернулась в Россию, где вновь окунулась в партийную работу. В 1907 года она, тогда сотрудник секретариата социал-демократической фракции 2‐й Государственной думы, была вновь арестована; ей предложили выбор: или высылка на три года из Петербурга, или отъезд за границу. Лидия Осиповна вместе с Даном отправилась в Париж.
Затем — «повторение пройденного»: 1911–1914 годы — Петербург; вскоре после начала Первой мировой войны — арест, вместе с мужем, и «профилактическая» высылка — Федора Ильича в Восточную Сибирь, Лидию Осиповну на три года из Петербурга. Впрочем, она присоединилась к мужу. Вскоре Ф. И. Дана, врача по специальности, призвали в армию: он служил сначала в Иркутске, затем в Ходженте. Неугомонная Лидия Осиповна оказалась на Кавказе, где принялась за революционную работу, но быстро была «водворена» в уже знакомую Восточную Сибирь.
После Февральской революции Цедербаумы вновь собрались в Петрограде; после смерти матери в 1905 году роль хозяйки в семейно-революционном клане перешла к Лидии Осиповне. Квартира Цедербаумов стала своеобразным политическим салоном.
После большевистского переворота Лидия Осиповна, в отличие от своих братьев и мужа, не подвергалась политическим преследованиям. Дело в том, что еще в марте 1917 года она заявила об отказе от общественной деятельности и выходе из партии. Причины этого неясны; ходили слухи о денежной растрате; так или иначе, восстановлена в партии Лидия Осиповна была уже за границей, в марте 1924 года.
Лидия Осиповна работала одно время в советских учреждениях и неоднократно сталкивалась с Лениным. В отличие от старшего брата она сохранила с ним нормальные личные отношения; по ее рассказам Б. Сапиру, Ленин называл ее, «как в былые времена, Лидаша»
[923]. Впрочем, это не мешало держать мужа «Лидаши» в тюрьме. А ведь доктор Дан когда-то пользовал Н. К. Крупскую от морской болезни, когда оба семейства — Ульяновых и Данов — направлялись на одном и том же пароходе в Германию, начальный пункт очередной эмиграции! В феврале 1921 года Дан был заключен в Петропавловскую крепость за участие в выступлении рабочих, недовольных политикой «военного коммунизма»; в июле его перевели в Москву, в Бутырскую тюрьму; наконец, после голодовки протеста вместе с некоторыми другими социал-демократами выслали в январе 1922 года за границу. С ним уехала и Лидия Осиповна, чтобы уже никогда не вернуться в Россию.
Даны жили сначала в Германии, с 1933 года — в Париже; Лидия Осиповна вернулась в политику: она стала представителем русской социал-демократии в Женском интернационале, принимала участие в работе Политического Красного Креста, оказывавшего помощь политзаключенным. В 1940 году, когда гитлеровцы добрались до Франции, чета Дан перебралась за океан, в США. Ф. И. Дан умер в январе 1947 года. Лидия Осиповна осталась вдовой почти в 70-летнем возрасте, с весьма ограниченными средствами к существованию, в чужой (и чуждой) стране. Ее отношение к США точно передает письмо, отправленное Б. И. Элькину после приезда в «милый, старый Париж» 30 июня 1949 года: «Во многих отношениях чувствую себя отставшей, если хотите, провинциальной, многое надо нагонять, ведь, Соединенные Штаты, и в самом деле, лишь 60-этажная провинция. Велика Федора, да дура…»
Тем не менее «Федора» давала возможность заработка и пристойного существования. Лидия Осиповна зарабатывала машинописью, редактированием и переводами. Она подрабатывала в секретариате ООН, где постоянно нуждались в переводчиках. Переводческая работа выпадала на время различных конференций, в том числе в Европе.
В США с начала 1940‐х годов оказался едва ли не весь «российский меньшевизм»: Р. А. Абрамович, Д. Ю. Далин, Ф. И. Дан, Ю. П. Денике, Б. И. Николаевский и др. До середины 1960‐х годов выходил основанный Мартовым «Социалистический вестник». Однако, как водится, партийцы между собой переругались.
Лидия Осиповна писала Элькину 29 мая 1959 года:
Знаете ли Вы, что в нашей среде — при всех ее недостатках, все же лучшей в эмиграции — есть такое странное явление: все со всеми не разговаривают и я одна представляю такое счастливое (не всегда для меня) исключение, что я со всеми и разговариваю, и со мной все разговаривают. И это вовсе не результат очень уж хорошего характера, а — на это много причин, меньше всего от меня лично, больше от того, я наследовала много хороших отношений.
Лидия Осиповна с огромным интересом следила за тем, что происходило в СССР. Ее замечания о советской действительности, разбросанные в письмах, на удивление проницательны и остроумны. По нашим наблюдениям, она не больно прислушивалась к авторитетам и нередко шла в своих суждениях «против течения». Так, в период мирового бума, вызванного появлением «Доктора Живаго», она писала: «…не разделяю общих восторгов, что не мешает мне, конечно, считать, что большевики сделали даже им не свойственную глупость — поднять такой шум и вызвать у всех такое раздражение — и для чего? Как литературное явление — я не считаю роман значительным, но меня очень интересует другое — неужели в интеллигентском секторе, если даже только в больших городах, положение настолько не стабильно, что им было нужно устроить такую пальбу? — Тут затевают ставить фильм по этому роману, но увы никто, самые лучшие „эксперты“ — не могут ответить на самые элементарные вопросы — а какой была Лара? Очаровательной, конечно, но в чем именно очарование? Анну Каренину, Наташу Ростову, Безухова мы все знаем, как своих старых знакомых — а вот Лару и всех их не можем ни описать, ни изобразить. Не сделал этого и автор…» (письмо Б. И. Элькину от 17 ноября 1958 года).
