И вновь семья оказалась «у разбитого корыта». Парамоновские дома и гаражи были по большей части или разрушены, или остались в советской оккупационной зоне.
На этом рассказ о предпринимательской деятельности Николая Елпидифоровича можно было бы закончить, если бы у издательского дела Парамонова не было неожиданного и символичного эпилога. В 1946 году Николай Парамонов стал вновь издавать «книжки для народа»! Это были издания, предназначенные для десятков тысяч соотечественников, оказавшихся в лагерях для перемещенных лиц; на этих брошюрах, конечно, не было марки «Донской речи», однако внешне они удивительно напоминали своих старших «собратьев». Парамонов издавал в основном русских классиков — Лермонтова, Пушкина, Крылова, Гоголя и др. Любопытно, что первое парамоновское издание — изображение иконы Николая Угодника — было конфисковано американской администрацией, посчитавшей недопустимой религиозную пропаганду. Русский шрифт был приобретен Елпидифором Николаевичем Парамоновым за банку тушенки у немецких наборщиков. Корректуру делал сам Николай Елпидифорович. Парамоновы наладили кустарное издательство, приносившее, однако, несмотря на дешевизну книжек, за которые «ди-пи» (перемещенные лица) не могли, конечно, дорого платить, небольшую прибыль. Это позволяло семье, чье имущество сгорело или осталось в восточной части Германии, сводить концы с концами. Лишь болезнь сердца вынудила 74-летнего Николая Парамонова в 1950 году отказаться от издательства. Умер он 21 июня 1951 года и похоронен на городском кладбище баварского города Байройта
[962].
После смерти отца Елпидифор, работавший в американской администрации в Германии, уехал с семьей в США. Главной причиной скорого отъезда был страх перед советским вторжением; служащие находились в состоянии 24-часовой эвакуационной готовности; если американцы, попав в руки большевиков, по разумению Елпидифора Николаевича, могли рассчитывать на снисхождение, то сыну белоэмигранта, тем более Парамонова, пришлось бы туго. Надо сказать, что Парамоновы явно преувеличивали интерес советских спецслужб к их семье. Однако рассчитывать, «в случае чего», на теплое отношение не приходилось.
После недолгого пребывания в Нью-Йорке Елпидифор Николаевич с женой и двумя дочерями (одна из них дочь его жены от первого брака) перебрался в Калифорнию, в Лос-Анджелес. Практически с первых дней пребывания в новой стране он работал по специальности — инженером-механиком. С языком (точнее, языками — он в совершенстве владеет английским и немецким) проблем не было. Как уже упоминалось, на счету Елпидифора Николаевича десятки изобретений; в основном они касались усовершенствования машин, использовавшихся для производства товаров легкой и пищевой промышленности. До недавнего времени Е. Н. Парамонов жил с женой в собственном двухэтажном доме в Лос-Анджелесе. Одна из комнат была оборудована под рабочий кабинет. Несмотря на то что он давно вышел на пенсию и ему перевалило далеко за 80, Елпидифор Николаевич регулярно получал заказы на сложную проектную работу, а также на переводы технической документации с немецкого на английский. Замечу, кстати, что и внутреннее убранство дома, и уклад жизни хозяев были совершенно русскими — несмотря на то что хозяин покинул родину в 10-летнем возрасте, а его жена, родившаяся в Петербурге, еще в младенчестве была увезена в Литву, а затем жила в Германии.
Предпринимательский дух, присущий семье Парамоновых, так и не проснулся в Елпидифоре Николаевиче. Однако гены взяли реванш в его дочери Марине. Окончив без блеска американскую школу (сказалась, по-видимому, культурно-языковая ситуация — девочка росла в семье с русским укладом, где языком общения был русский, училась сначала в немецкой школе и, соответственно, вращалась в немецкоязычной среде, а затем оказалась в США, где не смогла сразу адаптироваться), она, начав с нуля, завела свое дело. Ей принадлежит заводик (точнее, мастерская), где производятся небольшие партии сложных деталей для крупных предприятий. Гигантам индустрии невыгодно осваивать технологию производства этих мелкосерийных компонентов, и они предпочитают заказывать их на стороне. Для экономии Марина сама ведет бухгалтерию и делопроизводство; освоив тонкости американского налогового законодательства, энергичная бизнесвумен открыла параллельно консалтинговую фирму, которая помогает бизнесменам и частным лицам справляться с заполнением десятков страниц налоговых деклараций и изыскивать вполне законные способы минимизировать налоги.
Стало уже банальностью завершать работы о судьбах русских эмигрантов выражением сожаления о потерях, которые понесла Россия, утратившая целый «культурный слой». Обычно говорится о потерях в области литературы, искусства и т. д. На наш взгляд, как это ни кощунственно звучит, эти потери в известном смысле восполнимы. Хоть и поздно, но произведения Бунина или Набокова, Рахманинова или Цветаевой вернулись на родину. Возможно, что наиболее тяжкой и невосполнимой потерей было искоренение весьма тонкого слоя предпринимателей, а вместе с ними и предпринимательского духа (заодно и этики предпринимательства). Можно лишь еще раз выразить сожаление о потерях нашей страны и порадоваться за тех, кто благодаря своим способностям, энергии и предприимчивости сумел завоевать себе место под солнцем на «других берегах».
Наследник Ключевского
(А. А. Кизеветтер)
[963]
«Честь имеем рекомендовать историко-филологическому факультету приват-доцента А. А. Кизеветтера для замещения экстраординатуры по кафедре русской истории», — писал 8 февраля 1910 года Василий Осипович Ключевский. Охарактеризовав далее научную и преподавательскую деятельность Кизеветтера, самый популярный лектор в истории русской высшей школы писал:
Факультет, хорошо зная г-на Кизеветтера как прекрасно образованного, опытного и талантливого преподавателя, в минувшем академическом году поручил ему обязательный курс по новейшей русской истории. Два капитальные исследования по русской истории и 21 год преподавательской деятельности, из коих 11 лет посвящены Московскому университету, смеем думать, достаточно ручаются за то, что в г-не Кизеветтере факультет приобретет испытанного и вполне надежного сотрудника
[964].
Однако Кизеветтеру не довелось занять кафедру своего учителя. Он не был утвержден в должности профессора Министерством народного просвещения по политическим мотивам — кадет Кизеветтер оказался чересчур левым для министерства. А в следующем году он и вовсе покинул университет вместе с большой группой профессоров, таким образом выразившей протест против политики Министерства просвещения, возглавлявшегося Л. А. Кассо; политики, направленной на фактическую ликвидацию университетской автономии.