Рикхард замолчал. С минуту сидел молча и неподвижно.
Я слушала.
Просто слушала его дыхание в тишине.
– Когда родился Хонрад, – сказал он еще, – мне едва исполнилось девятнадцать. Это было так странно. Я совсем не чувствовал себя отцом. Не понимал, что мне с этим делать. Я приходил, брал его на руки, надеясь разобраться… а Бергу раздражало мое внимание, она не могла дождаться, пока я положу сына в колыбельку и уйду. Я понимаю, ей это тоже далось нелегко. Но это отношение раздражало уже меня. Потом я старался поменьше времени проводить дома… Когда родился Альтин, три года спустя, я был в Динроке, а когда вернулся… мне сунули в руки кричащий сверток… я… испугался, наверно. Тогда поулыбался, сфотографировался, и быстро вернул его нянькам. Был не готов. Наверно, что-то изменилось, только когда родилась Лис. Я стал старше, я ждал ее рождения… впервые осознано ждал. И даже в отношениях с Бергой у нас что-то начало налаживаться, потеплело, наверно, мы оба просто смирились, что должны быть вместе. Пусть без особой любви, но мы были почти друзьями. Иногда я думаю, что если бы Лис… – он запнулся, судорожно сглотнул, облизал губы. – Если бы она была жива, все было бы иначе. Но ее смерть разделила нас окончательно. Берга винила во всем меня, что не уследил. Вероятно, она права. Я был рядом, но ничего не смог сделать…
Я знаю, принцесса упала за борт во время прогулки на яхте. Ее не успели спасти.
Это страшно.
Потерять ребенка.
Рикхард смотрел на меня.
– Я и сейчас тоже ничего сделать не могу, – сказал он. – Найти врача? У нее и так лучшие врачи в империи. Что? Просить прощения? Хонрад говорит, что если бы я поменьше бегал к любовницам и побольше уделял времени семье, такого не случилось бы… Нет, я… Это ведь ничего не изменит. Я не знаю, Мэр.
У него чуть дернулся подбородок.
И я не знала, что сказать. Что он не виноват? Что я сочувствую? Все это казалось неуместно сейчас.
Он потер колени ладонями.
– Ты не виноват, – все же сказала я. – Но сейчас, наверно, тебе действительно лучше быть с ними.
– Да, – он поднялся. – Я просто хотел объяснить. Не знаю, когда смогу прийти снова.
И все же, прежде чем уйти, Рикхард долго стоял рядом со мной. Молча. Глядя в глаза.
Как-то глупо это вышло.
Наверно, он ожидал от меня чего-то большего. Но я тоже оказалась не готова. Все это как-то слишком… Я не знаю его… почти не знаю, как человека. Что мне сказать?
– Прости, – сказал он тихо.
11. Новая жизнь
Я не видела Рикхарда больше недели.
Но следующим утром ко мне пришел человек – узнать, не нужно ли еще чего? Оставил денег на расходы.
Я решила, что нужно пользоваться, когда еще будет такая возможность.
Спросила – можно ли найти мне учителя, чтобы позаниматься грамматикой, арифметикой, и вообще всем, хотя бы на самом начальном уровне. В школе я не училась, с самого детства помогала отцу, да и не было у нас денег на это. Когда, если не сейчас? Я ведь все равно сижу без дела.
Человек удивился, но обещал такого учителя мне найти.
И еще через пару дней ко мне постучал невысокий горбоносый старичок Пейнхард Бальдарих, и вот тогда я действительно осознала, что моя жизнь никогда уже не будет прежней. И как сложно учиться, когда тебе уже тридцать лет. К тому же, мистер Бальдарих обращался со мной, как с ребенком. Жесткий, пунктуальный, он требовал неукоснительно выполнять все свои требования, и стоило мне зазеваться – не стеснялся ударить линейкой по рукам… правда не сильно, не больно, скорее мое внимание привлечь.
Я радовалась ему и ужасалась одновременно. Но уже к концу недели поняла, что почерк начинает выправляться. Будущая баронесса не может писать, как курица лапой.
Примерно в то же время начала выходить из дома. Опухоль на лице окончательно спала, синяк посветлел, и я научилась его более-менее прилично замазывать, так, чтобы не бросался в глаза.
Непривычно-строгое платье и волосы, аккуратно собранные в пучок… сейчас я больше походила на благовоспитанную мать семейства. Я долго смотрела на себя в зеркало перед выходом. Мне все казалось – обман раскроют, все поймут, кто я, мне не спрятаться. Было немного страшно.
Но нужно сделать этот шаг.
Я весь день собиралась, но решилась только к ужину. Пройтись перед сном.
– Добрый вечер, мэм, – консьерж кивнул мне.
– Добрый вечер. Я иду гулять… думаю, час-полтора… Я обещала говорить вам, как скоро вернусь, на случай, если ко мне придут гости.
– Да, мэм, я понимаю. Приятной прогулки.
Это было так… Словно я леди.
Думаю, он отлично понимал, кто я и что здесь делаю, но все равно.
Весна, припозднившаяся в этом году… Каштаны на бульваре. Я гуляла.
Мне казалось, я притворяюсь кем-то, не собой, словно это игра.
Со мной были вежливы, мне улыбались.
– Прошу прощения, мэм, – высокий мужчина, на которого я чуть не налетела, засмотревшись по сторонам, приподнял шляпу. – Доброго вечера.
Я улыбнулась, кивнула ему. Мне было чуть-чуть стыдно за свою неловкость, и так странно. Словно маскарад. Словно я такая же, как и они. И было немного страшно, что мой обман раскроют.
– Газету, мэм?
Да, я взяла пару разных газет, будет, что почитать перед сном. Вдруг там пишут что-то про Рикхарда. И даже если не про него, то мне, пожалуй, полезно знать, что происходит вокруг.
Так чудесно все это.
Не удержалась, купила эклеров в кондитерской за углом, с розовым кренделем на вывеске. Я не буду потом тратить деньги на такую ерунду, но один раз можно – это так приятно. Приятно, когда тебе вежливо улыбаются, спрашивают, какая начинка больше нравится: шоколадная, сливочная, а вот еще с клубникой, хотите попробовать, мэм? Бог ты мой… мне нравится все.
Почти волшебство.
Я немного боялась, что мне предложат взять еще моему мужу и моим детям, ведь в моем возрасте обычно у женщины есть дети… но мне не предложили.
Вечером я читала газеты, но о Рикхарде ничего.
А на следующий день осмелела, отправилась после завтрака гулять в парк, здесь недалеко, всего в трех кварталах.
Старалась не думать о завтрашнем дне. Не сейчас. Все слишком неустойчиво, непонятно. Я не могу толком строить никаких планов. Захочет ли Рикхард, чтобы я осталась еще, или чтобы уехала. Будут ли у меня деньги… земли… нет, это казалось совсем невероятно. Лучше не мечтать.
Я гуляла… читала, делала задания, которые мне давал мистер Бальдарих.
Раз в три дня ко мне приходила горничная, убрать квартиру. Каждое утро у дверей оставляли свежее молоко, хлеб, все необходимое. Готовила я сама.
