– Вас никогда не тянуло в море, Томас, как вашего брата? – спросила я.
– Нет, – он покачал головой. – Думаю, ему любовь к морю досталась от его отца. А мои родители всегда жили на земле. Для меня море, наверно, слишком непредсказуемо… непостоянно. Я не понимаю, чего от него ждать. Боюсь, наверно. На земле мне проще. Мартин говорит – море как женщина… Но… у меня и с женщинами не очень выходит ладить…
Он улыбнулся, но смотрел куда-то вдаль, в горизонт.
– Да, вы очень разные, – сказала я.
Мне бы хотелось знать больше. Понять, как себя вести.
– Мартин всегда был таким отчаянным парнем, – сказал Томас, словно размышляя о чем-то. – Он мне всегда казался… оболтусом. Я всегда старался учиться, работать, серьезно, а он… дрался и устраивал всякие безобразия. Ничего такого, вы не подумайте… – Томас усмехнулся. – А вот, гляди ж ты, получил хорошее образование, закончил Навигацкую школу в Ньярвике, вернулся сюда сначала помощником штурмана… Конечно, вряд ли поднялся бы так быстро, если бы не наша торговая компания… Но за все эти годы он доказал, что действительно достоин. Он может быть сколько угодно легкомысленным человеком, но в море… у него особое чутье, знаете… Словно магия. Море любит его, – Томас посмотрел на меня. – Да и женщины всегда его любят.
– А вы, Томас? – я невольно улыбнулась в ответ.
– Я? Да, я понимаю, я уже давно не мальчик, в моем возрасте у мужчины есть семья, дети… Но у меня как-то не вышло. Не знаю до сих пор – выбрал ли я не ту девушку, или сам сделал что-то не то… Аманда… ее звали Аманда. Мы собирались пожениться. Но в этом море… – он хмыкнул, – мой корабль налетел на такие скалы, пропоров брюхо от носа и до кормы, поломав все мачты… что я, наверно, больше уже не решусь повторить. Простите, миссис Гарарт. Я хотел сказать: у меня была невеста, но мы расстались, и расставание далось мне слишком тяжело.
24. Осень
Дождь в окно. Осень…
Я почти три месяца здесь, и даже сама не пойму – плохо ли мне тут или хорошо.
Свобода… пираты… Не знаю, как бы поменялась моя жизнь, если бы этого не было. Если бы я не знала. Я не собиралась уезжать, у меня не было особой потребности ездить куда-то одной. Куда тут поехать на острове? В город? Если мне хотелось в город – Томас сопровождал меня. Вполне приятная компания, я бы и так предпочла ездить с ним, чем в одиночестве.
Томас всегда был где-то рядом. Иногда мне казалось, он специально приставлен следить за мной. Нет, он никогда праздно не болтался, у него всегда хватало своих дел, но едва мне понадобится что-то, и он сразу появлялся. Стоило мне проявить хоть малейшее желание, и он готов был завтракать со мной, обедать, ездить на прогулки… Он был таким… милым, пожалуй. Наверно, слишком милым для меня.
И всегда подчеркнуто соблюдал дистанцию. Миссис Гарарт, мэм… Даже притом, что мы стали почти друзьями. Почти. Потому что я все равно не могла быть до конца откровенной с ним. А без откровенности – не выходило. Он был слишком хорошим, слишком правильным для такой правды, мне казалось – если он узнает, то будет презирать меня. Его тетка Каролин будет презирать, все эти люди… И тогда что мне останется?
День за днем это подспудно давило. Чувство вины за свое прошлое. Наверно, именно поэтому я так старалась быть хорошей девочкой. Хорошей хозяйкой. Я занималась домом, хозяйством, всеми традиционно-женскими делами, стараясь не слишком лезть в мужские… даже в финансовые отчетности слишком глубоко не лезть, лишь то, что касается дома и поместья. Дело даже не в Томасе, он с самого начала всегда терпеливо сидел со мной, все объяснял. А потом Каролин цокала языком и сокрушенно вздыхала, что не пристало пличной женщине заниматься этим, да еще сидеть до поздней ночи…
Нет, она не настаивала и просто так мимоходом заметила. Да и умом я отлично понимала все то, что за этим может стоять – не вполне чистые дела на острове, пиратство, теневые сделки. И мне лучше не знать. Но где-то подсознательно я боялась, что все они отвернуться от меня. Не потому, что я как-то особенно ценила именно этих людей, а потому, что других не было.
Здесь, впервые за свою жизнь я чувствовала себя не грязной нищей девчонкой, ненужной никому, не продажной девкой, с которой приличным людям и стоять рядом противно. Здесь я чувствовала себя нормальной, обычной, приличной женщиной. И это внезапно оказалось так важно, что я боялась это отношение к себе потерять.
Я научилась печь пироги и вышивать рубашки ровной гладью. Научилась ходить по дому неторопливо, почти величественно, научилась приветливо и снисходительно улыбаться слугам. Сурово требовать я умела и так, научилась, пока управляла делами в борделе. Но здесь не выходило…
У нас перестилали крышу в западном крыле, я пошла посмотреть.
И все, вроде бы, сделали хорошо, красиво, но в одном месте, где раньше протекало, судя по всему, стропила начали гнить. И, по хорошему бы – заменить пару балок, хотя, для этого, наверно, придется часть крыши разбирать. Но если не сделать – гниль пойдет дальше. А зимой здесь много снега и, пусть не в эту зиму, но через пару лет все может обрушиться. Под тяжестью.
Я попыталась указать на это рабочим, попросить переделать. Ведь это мой дом, моя крыша и мои деньги, в конце концов. Я имею право.
Они сказали мне, что женщина не может в таких вещах ничего понимать. Они все сделали хорошо, на совесть, и это не гниль, это просто дерево потемнело от времени, хорошее крепкое дерево.
Я пыталась настаивать, но мне сказали: а где мистер Энгер? Если мы сделали плохо, то пусть он скажет нам. Позвали Томаса, он пришел, посмотрел, наорал на них. Я уже замечала не раз – когда дело касалось рабочих, подчиненных, все осторожное смущение Томаса смывало без следа.
Он заставил переделывать все точно, как сказала я.
– Если что-то нужно, миссис Гарарт, вы всегда можете обращаться ко мне, – мягко улыбнулся он.
Он придет и поможет. Нет, я ценю это. Он действительно готов помочь, и это не его вина…
– Понимаете, миссис Гарарт, эти люди знают меня всю жизнь, я вырос здесь. Я почти десять лет управляющий, и как хозяин в их глазах… Поймите меня правильно, но… вы женщина, одинокая, приехавшая издалека. Если бы вы приехали вместе с мужем, возможно, к вам относились бы иначе. Дело не в вас лично… и… они неплохие люди. Им только сложно принять. Они привыкнут со временем.
Словно извиняясь.
Я понимала. На таких уединенных островках всегда не слишком жаловали чужих. А я… Мужчину бы приняли скорее. Если бы я вышла замуж за местного – меня бы тоже приняли в семью. А так – я пришлая женщина, которая пытается устанавливать свои правила. Меня не воспринимают всерьез.
Пока дело касается хозяйственной части, новых занавесок, праздничного меню, да даже зерна в амбарах – меня готовы слушать. Но стоит сделать шаг на мужскую территорию…
Плюнуть на все, что обо мне думают, и действовать жестче?
