Но, кроме этих радостных ощущений, Джонаса посещали и другие. Например, страх. Больше всего он боялся, что им с Гейбом придется голодать. Ухоженные поля остались далеко позади, и найти еду было все сложнее. Они прикончили последние запасы картошки и морковки, собранные на полях, и теперь всегда были голодны.
Джонас попытался, встав на колени у ручья, поймать рыбу руками, но у него ничего не вышло. В отчаянии он начал бросать в воду камни, понимая, что это совершенно бессмысленно. Наконец он сделал некое подобие сети из завязок одеяльца, которым Гейб укрывался, и кривой палки.
Джонас закидывал и закидывал сеть без счета, пока не поймал двух серебристых рыбок. Джонас разделил их на кусочки острым камнем, и они с Гейбом поели сырой рыбы. Потом ягод. Попытались поймать птицу, но безуспешно.
Ночью, пока Гейб мирно спал рядом, Джонас лежал с открытыми глазами, мучаясь от голода, и вспоминал жизнь в коммуне, где еду приносили каждый день.
Он попробовал обратиться к слабеющим воспоминаниям, и перед его глазами встали соблазнительные картины: блюда с жареным мясом, именинные торты, сочные плоды, покачивающиеся на ветках.
Но когда воспоминания ушли, он остался один на один с грызущей пустотой. Однажды он вспомнил, как в детстве ему сделали выговор за неправильно употребленное слово. Тогда он сказал «я умираю от голода». И ему ответили, что это неправда. И что никто в коммуне никогда не умирал, не умирает и не умрет от голода.
Что ж, теперь это не так. Теперь он действительно умирает от голода. А если бы он остался в коммуне, этого бы не случилось. Он так хотел, чтобы у него был выбор. И вот он его получил. И неправильно им распорядился. Выбрал побег. И теперь умирает от голода.
С другой стороны, продолжал размышлять Джонас, если бы он остался, он бы тоже умирал от голода. Он бы жил, страдая от нехватки чувств, цвета, любви.
А Гэбриэл? Для Гэбриэла жизнь бы просто закончилась. Так что никакого выбора на самом деле не было.
Ехать на велосипеде стало невероятно трудно. Ослабевший от голода Джонас еле-еле крутил педали, искалеченная лодыжка ныла, к тому же на их пути стали попадаться холмы, о которых он когда-то так мечтал, и забираться на них было настоящей пыткой.
Начала меняться погода. Два дня шел дождь. Джонас никогда не видел дождя, только в воспоминаниях. Дождь в воспоминаниях ему нравился — это было новое интересное ощущение, совсем не такое, как сейчас. Они с Гейбом промокли и все время мерзли. И им никак не удавалось высохнуть, даже в те редкие моменты, когда выглядывало солнце.
До этого Гэбриэл никогда не плакал, каким бы страшным и изматывающим ни был их путь. Теперь же он плакал постоянно — ему было мокро и холодно, и он хотел есть, и он ужасно ослабел. Джонас тоже плакал. По той же самой причине. Но у него был еще один повод для слез. Он плакал, потому что боялся, что не спасет Гейба. Про себя он уже не думал.
23
Джонас не сомневался, что цель близка. Приближалась ночь, и ничто не подтверждало его уверенность. Он ничего не видел, кроме бесконечной петляющей дороги. Он ничего не слышал.
И все же он чувствовал — Другое Место уже недалеко. Но у него почти не осталось надежды, что они смогут туда добраться. Совсем плохо стало, когда ему в лицо подул холодный пронизывающий ветер, в котором кружилось что-то белое.
Гэбриэл, завернутый в тоненькое одеяльце, сгорбился на своем сиденье и затих. Джонас остановился, снял малыша и с ужасом понял, каким холодным и слабым тот стал.
Джонас почти не чувствовал ног. Он стоял по колено в чем-то холодном и белом. Джонас распахнул рубашку и прижал Гейба к голой груди. Грязное рваное одеяльце он замотал поверх них обоих. Гейб дернулся и захныкал.
Одни среди белой пустоты.
Мысли путались и кружились, как белое вокруг, но Джонас все-таки вспомнил, как это белое называется.
— Это снег, Гейб, — прошептал он. — Снежинки. Они падают с неба, и это очень красиво.
Ребенок, когда-то такой живой и любопытный, молчал. Джонас посмотрел сквозь снег на маленькую головку, прижавшуюся к его груди. Кудряшки Гейба свалялись в грязные комки, дорожки слез покрывали бледные щеки. Глаза были закрыты. Джонас увидел, как снежинка упала на трепещущие ресницы и сразу растаяла.
Джонас сел на велосипед. Впереди виднелся крутой холм. Взобраться на него и при хорошей погоде было бы не так просто, а снегопад и вовсе делал это невозможным. Переднее колесо почти не двигалось, хотя Джонас и нажимал изо всех сил на педали онемевшими ногами.
Джонас слез и бросил велосипед в снег. На секунду он представил себе, как просто было бы сейчас лечь самому, опуститься с Гейбом на мягкий снег, погрузиться в тишину, отдаться сну.
Но он уже столько прошел. Он должен попытаться дойти до конца.
Воспоминания остались позади, вышли из-под его защиты, чтобы вернуться к людям коммуны. Осталось ли хоть что-нибудь? Мог ли он получить хотя бы крупицу тепла? Обладал ли он еще силой Давать? И сможет ли Гейб Принять?
Он опустил руки Гейбу на спину и попытался вспомнить солнце. Сначала ему показалось, что ничего не происходит, что его дар исчез. Но вдруг он почувствовал, как жаркие лучи согревают его одеревеневшие ноги. Как начинает светиться лицо, отмерзает задубевшая кожа на руках. На мгновение ему захотелось оставить все это себе, самому купаться в солнечном свете, не думая ни о чем и ни о ком.
Но это мгновение сменилось порывом, нуждой, страстной необходимостью разделить тепло с единственным, кого ему осталось любить. Невероятным усилием он направил воспоминание в холодное дрожащее тело, сжавшееся у него на руках.
Гэбриэл заворочался. Они оба нежились в тепле, набирая силы, обнимая друг друга под падающим снегом.
Воспоминание было мучительно коротким. Джонасу удалось пройти лишь несколько метров, и тепло ушло, и они опять оказались вдвоем в холодной ночи.
Но сознание осталось ясным. Даже краткий миг тепла прогнал апатию и вялость, вернул ему волю к жизни. Он начал идти быстрее на негнущихся ногах. Холм был предательски крутым, Джонасу мешал снег и почти полное отсутствие сил. Он прошел совсем чуть-чуть, споткнулся и упал.
На коленях, не в силах подняться, Джонас попробовал снова. Сознание ухватилось за еще одно теплое воспоминание, и он постарался удержать его, укрепить и передать Гейбу. Душевные и физические силы вернулись к Джонасу, он встал. Гейб снова заворочался. Джонас продолжил восхождение.
Но воспоминание ушло, и сделалось еще холоднее, чем раньше.
Если бы только Дающий успел дать ему побольше воспоминаний о тепле! Может, у него осталось бы хоть что-то сейчас. Но «если бы» ему не помогут. Ему надо сосредоточиться на том, чтобы держаться на ногах, согревать Гэбриэла и себя, продолжать путь.
Он карабкался вверх, останавливался, быстро согревал их обоих тем, что еще помнил.
