Тихо, как тихо!
Рамсес и Неферкемет остановили колесницы, огляделись, вслушиваясь в чудовищную тишину…
Вдруг голосисто и надрывно, как вскрикнув сквозь слёзы, прокричала у них над головами птичка. (Неферкемет вздрогнула) Одно лишь мгновение… и вновь гнетущая, звенящая тишина скалистых гор окружила отца и дочь…
— Это ее душа летит за мной, — прошептал Рамсес, всматриваясь в скалы туда, куда метнулась пташка.
— Это ее душа стремится в вечность, — откликнулось в сердце дочери.
Молча спустились в усыпальницу — теплый запах извести приятно смешивался с запахом красок и щекотал ноздри. Рамсес придирчиво осматривал работы мастеров — бесконечные золотые звезды на лазуритовом небе и прекрасные фрески на стенах, а дочь замерла от восторга.
— Как красиво!
— Тебе нравится?
— Теперь я вижу…, о, Владыка моего сердца, знаю… — произнесла восторженная Неферкемет, — Я точно знаю — она будет жить вечно! Отец, ты сотворил для нее самую красивую, самую величественную усыпальницу… и ничего не забыл…
— Да… — горделиво промолвил Рамсес.
— Но… постой… почему…, почему я не вижу тебя?
Неферкемет поднялась с колен, быстро обошла всю гробницу, заглянула за столбы, поддерживающие свод, обошла каждый — нет, нигде не было его изображения! Ни одного рисунка!
— Почему здесь нет тебя! Почему нет рядом с ней?! Почему?!
Рамсес потупил взор, помолчал, провел худыми пальцами по рыжей щетине и тихо сказал:
— В Царство Теней она должна войти сама…, но там, на бесконечных дорогах мы обязательно встретимся! — обратившись к изображению жены на стене, тихо спросил, — Любимая, ты подождешь меня?!
…Протягивая дары богине Хатхор, в ослепительно белой тунике, подпоясанной красным поясом, как живая, стояла его возлюбленная Нефертари и безмятежно улыбалась…
IV
Долина цариц. 1985 год. 5 июля
— Настя, ну, что ты стоишь? Иди…, — Аня легонечко подтолкнула Настю к ступеням в усыпальницу, — Вон же она — твоя Нефертари! Иди! Нам повезло — только подумай, — мы попали в обычно закрытую для туристов гробницу! А ты стоишь, как вкопанная! Иди…
Настя стояла, не решаясь преодолеть какую — то незримую для себя черту.
— Боюсь! Отчего-то боюсь, даже руки вспотели! И сердце стучит…
— Эх, ты! Так рвалась к своей царице, так мечтала увидеть, а теперь боишься. Идем же!
…Восемнадцать ступеней вниз, вход в усыпальницу чуть поврежден, на левой стене отчетливо видны иероглифы…
Нетвердо, как старушка, держась за стену, Настя спускалась вниз…
…Звёздное небо распахнуло ей свои объятия — это лазуритовый потолок гробницы был усыпан золотыми звёздочками, а под чудесным небом на белоснежных стенах великолепные фрески. Им больше трех тысяч лет!
О, это удивительное чувство — несущественности времени!
Вот и здесь, в усыпальнице, время перестало иметь свое значение — не было прошедших трех тысяч лет!
— Вот ты какая, Нефертари Меринмут — «Самая Прекрасная возлюбленная богиней Мут»! — Настя произнесла величественное имя царицы и замерла. Отчего-то защемило, заныло сердце, но не только от восторга — усыпальница была великолепна, а отчего-то другого… непонятного…
Тёплый воздух усыпальницы подхватил её восторг, и вдруг, смешавшись с неведомо откуда взявшимся запахом извести и красок пронёсся где-то в глубинах сознания, лёгким, как дуновенье ветерка, «узнаванием». Узнавание невесомое, мимолётное, неуверенное…, но такое явственное и приятное!
Настя взглядом скользила по фрескам, всматривалась в каждый штрих, в каждую линию. Вот царица Нефертари играет в Сенет со своей судьбой. «Интересно, кто же выиграл?» («Сенет» — древнеегипетская игра, похожая на шахматы). А вот белоснежный феникс Бену — «душа Ра», что символизирует вечное циклическое возвращение жизни царицы, и Анубис — бог мертвых — охраняет ее вечный покой, и Исида, и Хатхор… все… все здесь!
Настя обходит усыпальницу, каждый уголочек, заглядывает за каждую колонну, всматривается в чудесные фрески. Сердце ее то затихает, то щемит, то бьется от восторга! Ей хочется прильнуть к рисункам, почувствовать их шероховатость и, возможно, ту власть веков, что они в себе все еще хранили. Не выдержала — провела пальцем по рисунку, по иероглифам (экскурсовод гневно окрикнул ее, пригрозил). Она не видит его. Только фрески перед глазами, только картуши с именем царицы: «Нефертари Меринмут — жена царская, возлюбленная им»…
«Как всё это отчетливо, как, если бы прочитано чьим-то голосом внутри меня!» — думала она, явственно ощущая себя в каком-то другом временном пространстве…
…И опять это странное предчувствие «узнавания»! Узнавание яркое, четкое, жаркой волной проносится в подкорке головы, накрывает Настю полностью, и уже настойчиво и мучительно разрывает ей мозг изнутри. Она остановилась как вкопанная — не успев понять, и мысленно спросить себя, что это было? А сознание уже подхватило ее, жаркий ветер и понесло по лабиринтам необычных видений — она буквально видела то, что было когда-то здесь, но давно, очень давно, и она не просто сторонний наблюдатель, а участник этих событий…
— Настя! — Аня дёрнула ее за руку.
В этот миг удивительное состояние с видениями и даже запахами унеслось, исчезло, растворилось, словно и не было ничего. Настя не успела запомнить суть, но неуловимое ощущение приятности и восторга всё же осталось, даже, казалось, что она слышит удаляющийся шелест платья и приятный запах чьих-то сладких духов. «Но это не парфюм, — проносится в параллельном сознании, — это что-то другое. И оно тёплое, вязкое, как масло! Это масло! Точно — масло розовых лепестков!»
— Идём, — тянула Аня Настю за рукав, — идём, иначе отстанем.
Туристы, скучающей массой перетекая от одного рисунка к другому, направились к выходу, слушая в пол-уха монотонную речь экскурсовода:
— О том, кем была Нефертари известно очень мало, только то, что она была знатная дама и носила титулы «наследственной знати», — бубнил, страшно коверкая русские слова, араб. Весь его вымученный вид говорил лишь о скуке. Он не только не ощущал уже давности времени — просто тараторил заученный текст, но и не видел всей красоты усыпальницы. Глядя на него, у Насти рос настоящий протест — каждое его слово воспринималось как вызов, как пощечина! Но араб не подозревал об этом, и только бубнил, указывая на бесценные фрески засаленной с отбитым кончиком указкой!
— Есть гипотеза, что Нефертари была из рода Эйе, последователя Эхнатона, но если это и было правдой, то, вероятно, тщательно скрывалось. По другой версии в молодости будущая царица была обычной ткачихой при храме. Там её и увидел Рамсес, полюбил всем сердцем, сделал «первой во дворце». Фараон так любил царицу, что построил для нее величественный храм и вот эту роскошную гробницу. Понимаете, да? А сейчас нас ждет еще одно интересное место, идемте, — все мотнули головами, поплелись за ним, рассматривая усыпальницу, и дивясь «Великой любви» царской.
