И сегодня он бы не краснел и не бледнел от злостных нападок ученых мужей. Сегодня он доказал бы на множестве найденных им артефактов, — которые он нашел, и они ожидали еще тщательного исследования, — что дед если и не был всецело прав, то, по крайней мере, стоял у истоков величайшего открытия.
— Послушай, Мустафа, меня постоянно мучает один вопрос.
— Говори…
— Понимаешь, мой дед перед смертью оставил некую вазу, связывал он ее с атлантами, а в вазе были вот такие монетки.
Пауль достал из кармана две монетки серебристого цвета с квадратной дырочкой посередине.
— Вот, видишь, на них какие-то совершенно чёткие знаки. И они, как предполагал мой дед, из Атлантиды! Эту он нашел на раскопках Трои, а вот эта была найдена им в Северной Америке. Вывод лишь один: атланты были или хорошими мореплавателями, или находились где-то посередине между двумя континентами.
— Египет здесь причем? — не поднимая на него глаз, каким-то уж очень печальным голосом спросил Мустафа. Он низко склонил голову и заковырял носком сапога песок, лишь мельком глянув на, поблескивающие на солнце, диковинные монетки. «Удивительно, такое чувство, что он уже видел монетки тысячи раз! — промелькнула мгновенная мысль у Пауля. И он продолжил:
— Единственное упоминание об Атлантиде, как ты помнишь, было нанесено на стенах храма в Египте, в Саисе. Но мы с тобой ничего не нашли! А вот если найти хотя бы одну подобную монетку или какие-то предметы с такими же знаками в Египте, то я доказал бы, как дважды два четыре, версию деда и исполнил бы его последнюю волю — найти эту самую…
Он резко замолчал, отвернулся в сторону, долго смотрел на бесконечный, безжизненный пейзаж, щурился, но не от солнца, а от нахлынувших чувств. (Мустафа теперь с интересом наблюдал за Паулем — такое с немцем было впервые).
— Знаешь, Мустафа, наверное, единственное, что я хочу, это утереть носы этим ученым снобам и доказать, доказать им всем, что Атлантида всё же была, и мой дед не был глупцом или фальсификатором. Хочу доказать, что дед был прав! Тысячи раз прав!
Мустафа пристально посмотрел на него пронизывающе остро, спросил:
— И только поэтому ты ищешь здесь следы Атлантов?
— Да! Тогда бы я доказал им…
— А тебя не интересуют другие …? — вдруг Мустафа осекся (понял, говорит лишнее, но было уже поздно — Пауль подхватил его вопрос).
— Что другие?
— Ну…, — Мустафа занервничал, — Я хотел сказать другие…
Вновь замолчал, что-то обдумывая, словно борясь с собой, и вдруг выпалил:
— Очень прошу тебя оставить эту никчемную затею… Прошу тебя! Оставь!
— Да почему? — опешил Пауль.
— Потому, что это никому не нужно. Знания, что принесут твои открытия, ввергнут мир в Вечный Хаос! Люди не готовы принять их достойно. Это очень опасно!
— Поясни!
Мустафа долго молчал, в нём явно происходила борьба «ответственности» с тщеславием и человеческой глупостью (Тщеславие и глупость победили).
— Хорошо, я помогу тебе, но с одним условием. Ты никогда и никому не расскажешь о том, что увидишь. Поклянись!
— Клянусь!
— Смотри, ты дал клятву!
III
Три дня спустя. Асуан
— Зачем мы ползаем здесь? — простонал раздраженно немец, — Я не хочу знать всё! Меня интересует только один период, один маленький фрагмент истории, а не вся история Египта и всего человечества! Я не Флиндерс Питри, что роет везде и всюду. Это его интересует всё. Меня нет!
Мустафа посветил ему в лицо керосиновой лампой и с ненавистью сказал:
— Ну, тогда ползи обратно!
— Ага, как же, — буркнул в ответ Пауль, отпихивая скорпиона, что цеплялся за его сапог, — без света в кромешной темноте, далеко я уйду. Мустафа, да, постой же ты! Пойми, я не хочу искать свидетельства Исхода или чего-то еще… Меня это не интересует!
Араб остановился.
— Я знаю, Пауль, знаю. Но ты сам будешь меня благодарить, когда доберемся до…, когда докопаемся. Всё-всё, что связано с Атлантами, связано и с Исходом.
— Нет! Ну почему ты такой упрямый?! — Пауль чуть не плакал.
В душной шахте, кишащей змеями и скорпионами, они ползали вот уже, как ему казалось, целую вечность. Как только они попали в этот узкий проход между мирами, так сразу время захороводило: то тянулось мучительно долго, то пролетало стремительно, словно мчалось в преисподнюю. Всякий раз, когда он поглядывал на швейцарские часы, его поражало время, которое показывали золотые стрелочки — за секунды пролетали часы. Да и сам циферблат, смущенно поблескивая в свете керосиновой лампы, словно приходил в полное исступление от своих взбесившихся стрелочек.
— Смотри, уже пять часов в шахте, а такое чувство, что прошло всего несколько минут! — периодически вырывалось у Пауля удивлённые возгласы, — смотри только что было два и почти сразу четыре, может нам уже стоит идти обратно? Мустафа, что ты хочешь найти здесь?
Араб не обращал на его всхлипы никакого внимания и полз…, полз дальше.
Вдруг, после очередных причитаний, Мустафа повернулся и сказал: (Пауль в этот момент даже испугался, так араб изменился в лице).
— Ты ищешь следы Атлантов, но ни разу не сопоставил то, что имеешь и то, что видишь!
— О чем ты?
— Твои монетки! И знаки на них!
— И что?
— А то! Свидетельства Атлантов ты можешь найти только здесь! В этом лабиринте!
Сказал и снова пополз, совершенно не обращая внимания на протесты немца, требующего объяснений.
Какое-то время они еще ползли молча. Но когда каменный рукав лабиринта увеличился, и они смогли встать во весь рост, молчавший до тех пор Мустафа, повернулся к Паулю. (Его лицо стало другим, — отметил про себя Пауль, — что-то в нем изменилось.)
— Мы по подземному лабиринту поднялись к Храму. «Умножение Радости Исполненного Желания»…
— О каком храме ты говоришь? Я не знаю такого… — попытался было оспаривать Пауль, но Мустафа не дал ему договорить.
— И никто не знает, но ты хотел доказать, что твой дед прав, не так ли?
— Да…, но…
— Никаких «но»! Мы сейчас поднимемся в святилище, и ты увидишь Его!
— Кого?
— Жука!
— Жука? Я тащился сюда, ползал здесь, как червь, меня пытались сожрать тысячи скорпионов, я измок и весь в грязи только для того, чтобы увидеть какого-то «Жука»? — у Шлимана от возмущения перехватило дыхание. Он не мог понять шутит ли с ним Мустафа или говорит всерьез? И отчего так болит голова или это от духоты и влажности лабиринта?
— Да, Жука! Медного Священного Скарабея!
— Ты в своем уме?! Еще скажи, что нужно обойти вокруг него сто раз и мои желания исполнятся…
