Она стремительно, почти бегом, поднялась по мраморной лестнице, посчитав, что лифт — это слишком медленно, побежала по длинному гостиничному коридору с одной лишь мыслью: быстрей, быстрей к Ане!
Настя торопилась рассказать, что с ней произошло. Знала, ее рассказ может показаться Ане, как обычно, бредом, но вот только теперь, на ее руке, чуть выше запястья, красовалась татуировка! Очень красивое изображение галактики — символ Посвященных.
Она торопилась…, зная, ее рассказ может изменить представление не только о Египте, но и о многих исторических загадках. Разгадки, которых, оказываются, лежат так близко, и всё так просто! Настю распирало от полученной информации — ещё минута молчания, и она может взорваться, как сверхновая звезда. Аня — первая, кому она поведает о своем сокровище! Она должна знать! Но поверит ли? Поверит! А если нет? Тогда… Надо хватать ее, тащить в музей — пусть сама убедиться… как они близки к Истине! Всё рядом! И Аня поймет, обязательно поймет!
Что там какие-то галактики, инопланетяне, древние цивилизации, шумеры, нет, она сама обладает настоящим сокровищем — Сокровищем Познания! С ума сойти! — радостно бубнила Настя, пролетая длинными коридорами…
Она так была увлечена своими мыслями, что подлетев к двери, даже не заметила, что та чуть приоткрыта. Толкнув дверь, крикнула со всей дури:
— Аня! Ты себе не представляешь! Я знаю все! Аня…
Тишина.
— Аня, где твоя волшебная книга?! Я теперь знаю, о чем говорила твоя старушка: твоё имя с еврейского языка означает — «благодать», а моё «воскресшая». Вот и получается: «Благодать узнает тайну Воскресшей»! Аня, да же где ты? — чуть тише и уже осматривая номер, повторила она — Спишь?
На кресле лишь шорты да блузочка. Анастасия оглянулась — такой… бардак… устроила — всё перевернула…
Сумки и чемоданы были выпотрошены на пол. Постель перевернута.
— Аня, Ты зачем такой бардак учинила, как Мамай прошел? Аня, да где же ты?!
Из ванной комнаты доносился равномерный плеск воды.
— Ага, вот ты где! Нежишься… косатка… — она не додумала, как хорошо Ане нежиться под свежими струйками, подлетела к двери и даже не раскрыла, а дернула ручку на себя и весело, словно играя в прятки, закричала:
— Вот ты… где…!
В следующую секунду всю гостиницу сотряс душераздирающий вопль.
…На кафельном полу ванной комнаты лежало тело подруги — её Ани! Она неловко запрокинула голову, в зеленых глазах ещё застывало удивление и немой вопрос «Что это?!» Она, наверное, даже не успела испугаться. Удар нанесли сзади — под левой лопаткой растекалось багровое пятно.
Анастасия тупо вперила взгляд в остывающее тело, а в номер, горным потоком, все вливались и вливались любопытные и испуганные лица — портье, горничная, за ней постояльцы гостиницы — да, Бог весть, кто ещё. Но никого, кроме Ани, ничком лежащей на полу, неловко запрокинувшей голову, она не видела.
Аня была так красива! Так ужасающее красива!
Через пару минут в номере было столько народу, что все следы, следы преступника, и, возможно, какие-то улики были уже затоптаны этим множеством ног, и затерты вездесущими руками. Анастасия уже не кричала, а как-то вздрагивала, и отупело смотрела на мертвую подругу и глохла от ударов собственного сердца.
Мозг отказывался думать — окаменел, — но инстинкт все же пульсировал в подкорке сознания крошечным маячком. «Что теперь делать? Я в номере… меня обвинят… бежать… куда?»
Шок парализовал волю… ноги, как вросли в пол…
В этом ужасном состоянии она вдруг увидела стрекозу, кто-то приколол ее иголочкой к двери; стрекоза еще и лапками дергает и трепещет крылышками, а улететь не может — всего каких-то несколько минут и она погибнет.
И мысли полезли в голову:
— Вот оно значит, как быть стрекозой! Стрекоза обречена! Она не может лететь! А я?! А я… что мне делать?! Бежать! Нет! Куда бежать? В аэропорт? Домой? Нет! Нужно ждать, ждать полицию…
«Тогда ты и станешь стрекозой! Стрекозой на булавочке!»
В следующие секунды кто-то взял ее за бесчувственные плечи и вывел из ванной, из номера, битком забитого зеваками, «сколько их набежало» — мелькнуло лишь вскользь, но не осозналось, а этот «кто-то» уже вел ее по коридору, крепко сжимая плечо. Навстречу им бежали люди, совершенно не обращая на них внимания, а они лишь ускоряли шаг.
Она не удивилась тому, куда ее ведут, вероятно, в полицию. Но мужчина за одним из поворотов, вдруг подтолкнув ее, приказал бежать. Вновь не удивилась и не обратила внимания на необычность приказа. Побежала. И каждый шаг глухим эхом отзывался в оглохшем, онемевшем от ужаса теле, бежала, вернее, он уже сжимал ей руку и почти тащил за собой, всё время поторапливая.
Они какое-то время спускались по узкой, темной лестнице.
«Чёрный ход», — мелькнуло в голове.
Машинально переставляла ноги, не думая, что делает…
В голове крутилось: «стрекоза дергает лапками и трепещет крылышками — пытается улететь. Но ей не улететь — она на булавочке».
Подчиняясь незнакомцу, бежала. На секунду, в полутьме сознания, блеснуло: «Мы не в гостинице, а где? Что это за подвал, подземный ход!? Какая удивительная кладка… нет, скорей это вырубка в грунте…, что же это? Подземный ход? Куда?..»
Они бежали по длинному, каменному коридору, где, казалось, гулкое эхо опережало шаги.
И вновь пропав в лабиринтах сознания, она, повинуясь воле неизвестного, бежала, с трудом передвигая тяжелые свинцовые ноги. Какое-то время они двигались прямо по темному коридору, — ее спутник, явно, хорошо знал путь, — затем свернули, спустились по узкому лестничному пролету, стало прохладно и запахло сыростью. Ход становился всё уже и уже…
Внезапно повернув за очередной выступ, он резко остановился, так, что от неожиданности она налетела на него. Осмотревшись, заметила — они у совершенно ровной стены — это тупик.
Незнакомец что-то сказал ей, она не расслышала, но в темноте подвала его голос показался знакомым. Мужчина стоял к ней спиной и электрическим фонариком водил по стене.
— Что-то ищет…, — подумала она, отрешенно следя за желтоватым пятном на шероховатой стене. Она находилась в полной прострации, совершенно не испытывая ни страха, ни эмоции, не было даже естественного желания узнать: «Где они? И кто этот человек?» Видно, перешагнув порог страха, она утратила всякую способность бояться. И, как насекомое, впавшее в анабиоз, была совершенно безучастна ко всему происходящему.
II
Он повернулся и его голос прозвучал особенно, близко и даже громко.
— Там дальше узкий лаз. Придется ползти.
— Что? — не поняла она, но сознание как-то понемногу возвращалось к ней, и вот теперь мог наступить другой самый непредсказуемый момент. Мужчина напрягся в ожидании, видел, что она понемногу выходит из ступора, — взгляд ее становится более осмысленным, — и стала осознавать происходящее… Секунда и она, было, дернулась обратно, но не успела сделать и шага, как он больно схватил ее за запястье. Вскрикнула, а он другой рукой зажал ей рот, да так, что она не могла и пикнуть. Прошептал ей прямо в лицо, вернее, ядовито прошипел:
