— О боже, что бедняжка могла такое совершить, чтобы принять такую страшную смерть?
— Да, нет! Это я так просто сказал, для большего, так сказать, трагизма… Такого не могло бы быть! Но!.. Но она полюбила хабиру! — сказал Хамид, задумчиво проводя пальцем по иероглифам, еле видимым на камне. — Полюбила Хабиру! Еврея!
Когда он произнёс последнее слово, словно лёгкий вздох послышался у Сергея над самым его ухом, он оглянулся… Никого! Вопросительно посмотрел на Хамида — тот был спокоен и невозмутим.
«Показалось?! Наверное, ветер?!»
Сергей пробормотал:
— Там так и написано?
— Да! — чеканно произнес Хамид, и, тыкая в каждый иероглиф пальцем, чётко и жестко выговаривая каждую букву, словно теперь сам хотел ещё раз убедиться в том, что произошло здесь тысячелетия назад и самому уверовать в правильность такого поступка фараона.
— Полюбила еврея и была проклята Рамсесом и оставлена здесь на вечные муки!
К его интонации примешивалась национальная неприязнь арабов к евреям, а также арабский максимализм к любым неповиновениям родительской воле, да так, что последние слова звучали, как одобрение жестокого поступка разгневанного отца. Его слова откликались в звонких скалах и, устремляясь вниз на равнину, они рокотали, как воды Нила, и, бушуя и клокоча, несли только ненависть и презрение.
Сергей замер, его сердце сжималось в холодных тисках и с каждым произнесённым Хамидом словом, и с каждым вздохом ему становилось всё хуже и хуже, словно кто-то невидимый холодной рукой пытался порвать ту жизненную нить, что связывала его сердце с миром.
— Не кричи так! — прошептал он, одной рукой хватаясь за сердце, другой пытаясь остановить Хамида. — Подожди…
Но тот не слышал его, вскинул в обличительном жесте руку:
— Она проклята своим отцом!
— Подожди…
— Проклята отцом! — уже кричал Хамид, и эхо громогласно разносилось над горами, — Проклята! Проклята!
Что-то было зловещее и грозное во всем его облике.
А Сергею становилось все хуже и хуже. Лишь только, когда он с побелевшими губами, как рыба, хватая воздух и прижимая уже обе руки к груди, опустился на камни, только тогда Хамид обратил на него внимание.
— Дружище, тебе плохо?
— Холодно внутри, тяжело, сердце… — прошептал Сергей.
— А я хотел предложить тебе рискнуть попасть в пещеру. Одному как-то страшно… — поведя бровями, сказал Хамид. — ну, если ты не можешь, то…
— Нет, нет! Я немного посижу, отдохну, и мы попробуем войти туда, только ты не кричи так!
— Хорошо, посиди, отдохни, а я пока посмотрю, как бы сдвинуть этот камень…
Сергей смотрел на него со щемящим чувством в груди. Холод в сердце сменился обжигающей волной. Во всем этом было что-то завораживающее, мистическое и одновременно страшное. Почему-то перед глазами замелькали образы старинных замков, полных призраков и нечистой силы. «Да что это я совсем расклеился, как маленький! Всего лишь надпись… Глупая девчонка влюбилась, и что с того, не замуровывать же ее? Просто кто-то записал это, как сказку. Вот и все!» Но сердце слушать голос разума отказывалось и предательски ныло.
— Тебе легче? — внимательно посмотрел на него Хамид.
— Да, конечно, лучше… — пересиливая боль, бодрячком постарался ответить Сергей. — Давай попробуем войти.
V
Сергей тяжело поднялся, и они вместе навалились на камень, закрывающий вход в пещеру. Попытались сдвинуть его с места, но камень даже не дрогнул, хотя теперь было отчетливо видно — он рукотворен.
— Я понял! Это не просто камень. Это плита — опускной блок. Опустили сверху, преградив тем самым вход в усыпальницу.
— И что нам теперь делать?
— Не знаю… — потянул Хамид, встал на колени, рассматривая щель сантиметр за сантиметром. — Ну-ка, дай мне твои очки. Вот здесь есть небольшой зазор и сюда мы можем вставить лом и попытаться приподнять плиту. Нет. Думаю, ничего не получится, — сам себя поправил Хамид. — Плита очень тяжёлая. Придётся долбить. А это не день и не два…
— Но у нас ни лома, ни кувалды, — сказал Сергей, почесывая белёсые волосы, — вряд ли здесь поможет даже кувалда.
— Нужен тротил, — согласился Хамид, — иначе застрянем надолго.
— Возвращаемся? — с затаенным желанием как можно быстрей убраться подальше от пещеры, прошептал Сергей.
— Возвращаемся! — согласился Хамид, но тут же поспешил добавить, — А…, а завтра обязательно вернёмся! Ты готов приоткрыть занавес вечности и быть первым, кому она раскроет свои тайны?
Сергея от его слов почему-то бросило в озноб. Зачем мне твоя вечность? Мне бы домой успеть, подумал он, но слукавил и постарался так же весело, ответить:
— Да! Да! Конечно! Будет интересно! (Прозвучало вымученно, натянуто, неубедительно, правда, Хамид этого не заметил.)
— А вот теперь скажи. Все тайны Египта открыты?! И уже нечего искать на этой земле?!
Сергей не нашёлся, что сказать, и только развёл руками. Хамид принял его жест, как капитуляцию и, довольный собой и тем, что доказал-таки свою правоту, примирительно похлопал коллегу по плечу.
— Ладно, дружище, идём.
Спуск оказался ещё более сложным. Пока спускались, солнце ушло за линию горизонта, и египетская ночь мгновенно накрыла землю. Возвращались в кромешной тьме.
Хамид затянул унылую песню.
Сергей же думал о том, что Хамид и в самом деле прав.
Там за плотиной, в толщах воды, погибли великие тайны, те, что уже никогда не откроются людям. Но он так же был убеждён — плотина необходима тем, кто сегодня живёт на этой земле. А тогда как найти компромисс? Компромисс между сегодняшним днём с его потребностями и днём вчерашним с сокровищами и тайнами древних цивилизаций?
А, возможно, в этой пещере, завтра, они найдут несметные сокровища, подобные тем, что были найдены в гробнице Тутанхамона, или, возможно, они наткнуться на то, что изменит их жизни?… Возможно!
Ослик резво семенил тоненькими ножками, покачивая засыпающего седока…
Глава Третья
Следы атлантов
I
1912 год, Париж, Сорбонна
Зал гудел. Слышались смешки, едкие выпады, выкрики:
— Фальсификация!
— Подтасовка фактов!
— Всё подстроили!
— Нет доказательств!
— У Вас нет доказательств!
За кафедрой молодой ученый бледнеет на глазах, на лбу испарина, в руках пожелтевшие листы. Он потрясает ими и пытается, всё еще пытается докричаться до ученого совета и доказать им свою правоту, донести до них свою, именно, свою истину.
