– А меня не так давно довольно сильно ударило при пользовании телефоном, – говорит Билл.
– Это удар от звонка. Кто-нибудь вам звонил, когда вы положили руку на трубку. Для звонков нам приходится употреблять несколько более сильный ток, но сам телефон настолько чувствителен, что нужно постоянно остерегаться излишка тока. На этом щите у нас громоотводы и предохранители, которые сплавятся, если ток слишком силен, или, например, к нашим проводам прикоснутся провода освещения. Там, наверху, на каждом щите провода распределяются, раскладываются по группам и соединяются с распределительными щитами. Но прежде, чем отправиться туда, я покажу вам зал для батарей.
Здесь, наконец, было хоть немного жизни. Жизнь шла не от батарей. Они были мертвы. Но от сотни маленьких круглых ящичков, стоящих на подставках, постоянно слышались щелчки, один за другим, то тут, то там. Берт объясняет, что это передаточные реле начинают действовать, когда один из участников разговора берет трубку; по ним тогда проходит особый ток, зажигающий лампочку на распределительном щите.
– А теперь пойдем к распределительным щитам – это здесь самое любопытное, – зовет нас Берт, ведя на следующий этаж. Входим, и будто попадаем в пчелиный улей, слыша непрерывное, словно пчелиное, жужжание.
Лишь через несколько минут становится ясно, что этот шум создается голосами дюжин, сотен девушек. Зал имеет подковообразную форму, и потому они не были нам видны все одновременно. При дальнейшем осмотре оказалось, что вся наружная стена покрыта распределительными щитами; перед ними на высоких табуретах сидят девушки так близко одна к другой, что они почти соприкасаются плечами. У каждой трубка у уха, рупор с микрофоном подвешен у рта. Остаются свободными обе руки, они с необычайной быстротой вынимают штепсели на концах шнуров и вставляют их в отверстия щитов перед собой. Шнуры пересекают вдоль и поперек весь щит, цветные огоньки вспыхивают то тут, то там, и над всем этим жужжащий гул.
Останавливаюсь около одной девушки и слышу: «Станция!» – «Кортленд 2142?» – «Занято!» – «Повторите!» – «Даю отбой!» и т. д.
– Довольно сложно, не правда ли?
– Да, пожалуй, – отвечаю я. – Но я думаю, если неделю этим позаниматься как следует, то можно все это усвоить.
– А на самом деле это совсем не так уж сложно, – отвечает Берт. – Нужно только забыть, что здесь тысячи проводов, и вы легко освоитесь. Впечатление сложности создается от количества. Вот этот распределительный щит делится на две части. Часть с буквой А занимает две трети, остальное пространство щита идет под букву Б. Вы соединены с этой центральной станцией и хотите вызвать кого-нибудь, кто тоже соединен с ней. Как только вы снимаете трубку с рычага, где-нибудь на распределительном щите А тотчас вспыхивает лампочка, и одна из трех или четырех барышень, к которой лампочка будет ближе, всунет штепсель на конце шнура в гнездо, соответствующее вашему номеру и скажет: «Станция!». Вы ей говорите номер, она вставляет другой конец шнура в отверстие названного номера. Достаточно просто, не правда ли? Вы видите, в ее распоряжении провода всех, кто присоединен к ее центральной станции.
– А если я хочу кого-нибудь вызвать, кто присоединен к другой центральной станции?
– Прекрасно. Скажем, вы желаете иметь номер пять тысяч и сколько-нибудь там в Мюррей-Гилль.
Барышня А повторяет тогда номер барышне Б в Мюррей-Гилль. Барышня Б указывает барышне А, например, восьмой номер главного телефонного провода и вставляет штепсель на конце восьмого номера главного провода в отверстие с называемым номером.
– А разве каждая служащая, не вставая со стула, может обслуживать пять тысяч абонентов?
– Да, даже десять тысяч. В каждом поле тысяча семьсот отверстий, и каждая служащая, нагибаясь к своим соседкам, может обслуживать шесть полей. Поля группами по шесть штук повторяются много раз на щите Б, так что каждая Б – служащая может найти всякого присоединенного к ее центральной станции.
– Не так трудно все это усвоить, – соглашаюсь я.
– Я так и думал, что вам не покажется это слишком сложным, и притом какая быстрота, не правда ли? В Париже недавно была подсчитана быстрота соединения: в среднем одна минута двадцать секунд. У нас в Нью-Йорке в среднем одиннадцать секунд! Опытность требуется порядочная. У нас есть свои собственные школы для барышень, и мы оплачиваем им время обучения.
Есть школы и для молодых людей, которые желают заняться телефонным делом. Если вы поступите в колледж, приходите сюда на работу. Мы очень хорошо оплачиваем работу студентов во время их учебы.
Билл внимательно слушает и подробно обо всем расспрашивает. А я притих; ведь я не поступлю в колледж, у меня нет богатого дядюшки, который мог бы прийти ко мне на помощь.
Глава 24. Тяжелая работа под водой
Ровно в десять приходите к Флегерти на 158 улице, я покажу вам редкостную кессонную работу.
Измазанный клочок бумажки, на нем каракулями, притом чересчур своеобразного правописания, нацарапаны неразборчивые строчки. Тем не менее, мы очень польщены этим приглашением, ведь Дэнни Рок большое светило в землекопном искусстве.
– Ну, старина, – говорит Билл, – Дэнни не стал бы мучить себя писаниной, если бы это не было что-нибудь исключительно интересное. Бьюсь об заклад, выйдет великолепная статья для «Обозрения».
Без труда мы нашли указанное место. Ночь темная, дождь лил, как из ведра, кругом не видно ни зги кроме ярко освещенных окон кабачка. Картина совсем непривлекательная, и еще меньше она нам понравилась, когда мы отворили дверь. Кабачок был полон народа, все шумели, пили простую водку, курили крепкий табак и бранились. Около стойки стоял Дэнни Рок. Большое количество шрамов на его лице показывало, какой ценой достался ему самоотверженный поступок, спасший других.
– Сюда, ко мне, юноши, – кричит он, завидя нас. – Очень рад вас видеть! Не хотите ли выпить со мной? Как? И кружки пива не хотите? И хорошо делаете, – и он прочитал нам целую проповедь об умеренности, лучшей мне не приходилось и слышать.
– Почему же вы пьете? – спрашивает Билл.
Дэнни лукаво подмигивает левым глазом: не хотите дать старому человеку пропустить стаканчик! Он выпил, мы уселись за столом в углу, и Дэнни объяснил, зачем он нас звал. Мы узнали, что он работает на устройстве кессона для открытой шахты, где два дня тому назад произошел несчастный случай. Шахта была доведена до твердых пород, но камень был с трещинами, пришлось взрывать его на довольно большую глубину, чтобы добраться до не пропускающей воду породы. От постоянного взрывания сильно попортилась крыша, летящий во все стороны каменный щебень изрешетил балки. Испорченная крыша плохо удерживала воздух. Эта шахта должна была остаться открытой, и потому ее кессон был устроен не так, как те кессоны, которые нам пришлось видеть: прессом на крыше, вместо крепкого цемента, служила вода, и через нее из рабочей камеры шел сильный ток воздуха. Одному рабочему было поручено заткнуть дыры глиной и паклей. Это был новичок. Когда он услышал свист выходящего воздуха, он пододвинул туда свечу, чтобы разыскать дыру. Воздух вытянул пламя в длинный язык, проскочивший сквозь трещину, и крыша загорелась. Не отдавая себе отчета в том, какую беду он устроил, рабочий продолжал заделывать дыры и несколько раз подвигал свечу к крыше. Зазвучал сигнал, предупреждающий об опасности и, когда рабочие выбрались, над кессоном уже поднималось большое облако дыма.
