Я упал на сиденье весь в поту, решив с этой минуты предоставить все дело машинисту. Он не обратил ни малейшего внимания на мой крик.
Время от времени он выпускал пар, чтобы проверить водомерный кран или привести в действие тормоза на крутых поворотах. И вдруг отчаянный шум поднимал все мои волосы дыбом.
Это был наш собственный свисток.
Внимательный машинист замечал кого-нибудь на пути и предупреждал о своем приближении.
Если свисток производил такое же действие на пешехода на пути, какое он производил на меня, я думаю, что он в одно мгновение должен был исчезнуть с нашей дороги.
В одном месте мне показалось, что мы несемся прямо на какую-то гору. На первый взгляд, в ней не было пробито хода для нас, но вскоре я заметил черную пасть туннеля.
Машинист повернул какой-то рычаг – это был способ выпускать пар – и сейчас же заскрипели тормоза, поезд убавил ход. Кочегар слегка приоткрыл дверь топки и сел около меня. Прибавлять угля в топку во время прохода через туннель не полагалось, потому что вырывающийся из трубы дым портил воздух туннеля.
Через минуту мы влетели в открытую пасть туннеля и погрузились в непроницаемый мрак. Единственный свет давал нам небольшой фонарь, наполовину закрытый колпачком и бросающий свет на всевозможные клапаны и рычаги. Наш передний рефлектор освещал стены туннеля и небольшую часть пути впереди паровоза. Грохот стоял такой, что я боялся, что мои уши не выдержат, и я оглохну.
Туннель был длиной в треть мили. Мне казалось, что мы не могли пробыть в нем дольше ни одной минуты, и я вздохнул с глубоким облегчением, когда мы очутились по ту сторону горы снова в лунном свете.
Кочегар сейчас же соскочил со своего сиденья и подбросил угля в топку, а машинист открыл клапан, чтобы ускорить ход.
Мы неслись мимо рядов товарных вагонов, среди целого моря огней. Мне казалось, что машинист потерял рассудок: с такой быстротой мчался он через этот лабиринт.
Мы проехали через Джонстаун – город, который был дважды разрушен наводнением. Он лежал теперь спокойно в своей роковой долине, эхо которой многократно повторяло грохот нашего поезда.
Скоро начался знаменитый подъем на Аллеганские горы. Больше двадцати миль крутых подъемов и крутых поворотов к вершине горы. И как же работал теперь кочегар! Я не знал до этой поры, какое важное лицо был кочегар. У него не было ни минуты покоя в продолжение всего подъема. Он почти все время подбрасывал уголь в ненасытное чрево чудовища. Но он не забывал и сигналов. Он, казалось, точно знал, где они находились. И всегда находил минуту, чтобы высунуться из окна, поймать сигнал, крикнуть машинисту, а потом снова принимался за работу.
Я уверен, что пассажиры, спокойно спящие в вагонах, если и думали когда-нибудь о машинисте, который бодрствовал на своем посту, охраняя их безопасность, наверное не уделили ни одной мысли кочегару, который был не менее бдителен, да при этом еще отдавал столько сил для того, чтобы удовлетворить голод ненасытного чудовища-паровоза.
Мы тянули за собой большой груз. Если бы кочегар зазевался, у поезда могло бы не хватить сил втащить его за собой на такой крутой подъем. В большинстве случаев на крутых подъемах прицепляют второй локомотив.
Наконец трудолюбивый кочегар отбросил свою лопату, отворил слегка дверцу топки и сел рядом со мной.
Железный путь устал бежать извилинами по горе и устремился внутрь ее; поезд последовал вслед за ним. Этот туннель был такой же длины, как и первый.
Когда мы вышли из него, то оказались на берегу Атлантического океана. Перед нами лежал отлогий спуск. Вид был очень живописный, в особенности, когда мы несколько минут спустя въехали на знаменитый поворот, известный под названием «подковы».
Дорога огибала с трех сторон водохранилище города Альтоны. На другой стороне «подковы» виднелся поезд, идущий в гору нам навстречу. Там кочегар изо всех сил топил свою машину, потому что из трубы вырывался дым огромными клубами, красиво освещенными из поминутно открывающейся топки. В следующую минуту мы обогнули поворот и встретились с этим поездом.
Мы летели вниз с страшной быстротой. Но не успел я насладиться быстрым ходом, как машинист привел в действие воздушные тормоза, и мы остановились у Альтоны.
Я соскочил с паровоза и, в ожидании, когда подадут свежий, стал закусывать сандвичами, которые дядя Эдуард предусмотрительно положил мне в карман.
Мартин заговорил со мной в первый раз с тех пор, как мы выехали из Питсбурга. Он предложил мне вернуться в спальный вагон и отдохнуть. Но я далеко еще не был сыт поездкой на паровозе, а потом мне хотелось провести на нем ровно столько же, сколько Билл. Я был очень рад, что совершил этот переезд из Альтоны до Гаррисбурга, потому что это дало мне возможность пережить еще одно очень приятное приключение.
Местность была чрезвычайно живописная. Мы пересекли реку Джуниату четырнадцать раз на протяжении нескольких миль.
Я уже начал дремать, несмотря на красоту пейзажа и, наверное, заснул бы, если бы вместо обычного «все в порядке» не услыхал крика: «Красный глаз».
Сейчас же заработали тормоза, и я разом проснулся. Красный фонарь блестел внизу, около полотна, а мы мчались полным ходом вперед.
Мы не могли остановиться, и человек, размахивающий красным фонарем, должен был вскочить на насыпь.
Тормоза наши скрипели и визжали, но мы все-таки повернули за крутой поворот и там увидели задние огни товарного поезда. Еще несколько минут, и мы должны были налететь на него – и что тогда? Мне и в голову не приходило спрыгнуть. Мне казалось, что на паровозе было безопасно. Столкновение казалось неизбежным.
Но что это? Мы проехали мимо четырех или пяти товарных вагонов, прежде чем остановились. Я опять был обманут. Поезд был не на нашем пути, а на боковой линии. Но зачем же тогда нам подавали сигналы? Опасности столкновения не было.
Кочегар объяснил мне:
– Это одно из правил дороги, – сказал он. – Если товарный поезд внезапно останавливается на своем пути из-за того, что у него неправильно действуют тормоза, сигнальный сторож должен предупреждать идущие за ним поезда. Потому что случается, что у длинного товарного поезда опрокидывается задний вагон, который падает на рельсы соседнего пути. Со мной была однажды такая история. Мы шли полным ходом и слишком поздно заметили, что на нашей линии лежит опрокинутый пустой товарный вагон. Машинист не успел даже нажать рукоятку тормозов, как мы налетели на вагон и разрезали его надвое. Пассажиры так и не узнали, что им грозила такая опасность.
В Гаррисбурге с паровоза спрыгнул усталый, измученный мальчик, который неверными шагами направился к своему спальному вагону. Теперь ему уже нечего было бояться, что он не уснет. Прежде чем тронулся поезд, он был уже в царстве грез.
Он совершенно забыл об этом бренном мире, когда был извлечен из своего блаженного состояния Биллом, который тащил его с дивана.
