– Переезжай ко мне, – вырвалось у меня. В своей несдержанности я виню оладьи с пеканом и бананами.
Куини замерла, не донеся до рта всего-то седьмую полоску бекона.
– Ты лучше подожди, пока не увидишь меня в настоящей истерике, прежде чем разбрасываться такими приглашениями. Я, конечно, умею делать минеты и оладьи, но ты должен убедиться, что выдержишь, прежде чем решишь делить со мной постель каждую ночь. – Она показала на свое на этот раз прикрытое футболкой тело. Футболка была моя, она доходила Куини почти до колен, а рукава заканчивались ниже локтей. – Учти, у меня привычка перетягивать одеяло на себя.
Она явно старалась шуткой сгладить ослиную глупость, сорвавшуюся у меня с языка. Раньше, до Куини, я бы в жизни не предложил женщине переехать ко мне спустя всего две недели ухаживаний. Куини – торнадо, я частенько не знаю, как с ней быть и что с ней делать, но все равно хочу быть втянутым в ее воронку.
– Я абсолютно уверен, что справлюсь, что бы ты ни придумала.
Она подперла щеку кулаком и улыбнулась краешком губ.
– Поживем – увидим. – Отъехав на табурете по полу, Куини взяла свою опустевшую тарелку. – Ты наелся или будешь доедать? – она кивнула на тарелку с ломтиками фруктов, блюдо с оладьями и оставшиеся полоски бекона.
Я похлопал себя по животу. С удовольствием смел бы все до последней крошки, но тогда на тренировке я буду осовевшим.
– Пожалуй, мне хватит.
– Завтра утром доешь. – Куини забрала у меня тарелку и унесла к раковине. Пока она занималась посудой, я убирал в холодильник остатки. Я заметил, что она не ополоснула тарелки, прежде чем ставить в посудомоечную машину, а складывала туда посуду как попало.
– У тебя вид, будто тебя вот-вот хватит удар, – заявила Куини, втискивая глубокую миску между тарелками.
– Нет-нет, все хорошо.
Она выпрямилась и подбоченилась.
– Хочешь переделать?
– Что ты, что ты, – я взял махровую мочалку и сунул под горячую воду, чтобы протереть столы.
Куини отобрала у меня мочалку.
– Ты будешь все переделывать, пока я не вижу!
– Я не…
Куини с трудом сдерживала улыбку.
– Да ладно уж, делай. Я же вижу, тебе хочется.
Я уступил, потому что она была права. Я вынул все из посудомойки, сполоснул тарелки и загрузил машину так, чтобы они отмылись как следует. Куини, рассеянно водя мочалкой по столешнице, следила за мной, явно забавляясь.
Я приподнял бровь.
– За что такой взгляд?
– Меня прикалывает твоя любовь к порядку.
Когда я закрыл посудомоечную машину, Куини протянула мне махровую мочалку, свисавшую с расставленных пальцев:
– Не хочешь показать, как правильно вытирать столы? Ну, чтобы мне знать на будущее?
Схватив мою руку, Куини положила ее на свою и повернулась к кухонной стойке. Я оказался сзади нее, а она споро убирала со стола все лишнее, когда я повел мочалкой по столешнице. До этой минуты я как-то не считал протирание столов сексуальным занятием.
Я перестал обращать внимание на то, что делаю, потому что зад Куини терся о мой напрягшийся член. Она перебросила каштановые волосы через плечо, открыв шею, и я нагнулся и поцеловал сливочно-белую, сладкую кожу. Вскоре мы снова, так сказать, обменялись оргазмами, после чего я наконец навел в кухне порядок, разложив все по своим местам, а Куини сидела на рабочем столе и посмеивалась надо мной.
– Ты детей хочешь? – спросила она, когда я прополоскал мочалку и повесил сушиться на край раковины.
– Что?! – Если бы я что-нибудь пил в этот момент, то, скорее всего, подавился бы.
– Детей! Детей хочешь? Я не к тому, что мне вдруг приспичило рожать. Конечно, дети от тебя будут красивые, но мы еще не дошли даже до стадии совместного проживания, не говоря уже о планировании семьи.
Я улыбнулся ее объяснению и румянцу, окрасившему щеки Куини.
– Хм, да, я хочу детей. В будущем. А ты?
– Пожалуй, что да. Только мне надо разобраться в себе, прежде чем добавлять в список обязательных дел заботу о ком-то еще… – Она сняла ниточку с моей рубашки. – А ты понимаешь, что дети – это ходячий хаос?
– Разумеется, понимаю.
Я достаточно времени наблюдал за детьми моего тренера и товарищей по команде, чтобы знать – дети постоянно учиняют беспорядок. Но на этот случай у меня есть приходящая уборщица.
– Но тогда тебе придется забросить свою придирчивость и порядок!
– А может, детям придется по душе порядок и организованность?
Куини засмеялась и соскочила со стола.
– Ну, может быть.
На кухонной стойке ожил мой сотовый.
– Это Ханна. По утрам у нас видеочат.
– Я пойду собираться на работу, общайся спокойно.
– Отчего же, я уверен, Ханна будет рада поздороваться.
– Не вести же мне разговоры с твоей мамстрой в твоей футболке!
Я оглядел Куини.
– Хм, пожалуй, ты права.
Приподнявшись на мысочки, она поцеловала меня в подбородок.
– Ты говори, а я пойду собираться. Я пообщаюсь с Ханной, когда не буду выглядеть так, будто меня только что отымели шестью способами.
Потрепав меня по щеке, Куини оставила меня наедине с телефоном и третьей эрекцией за утро.
Я чувствовал, что серьезно влюбляюсь в ее хаос.
Спустя пятнадцать минут неловкого телефонного общения – Ханна обратила внимание на мои взъерошенные волосы, а сбивчивые ответы сказали ей больше, чем нужно знать мамстре, – я догнал Куини в коридоре. Сумка уже висела у нее на плече, и Куини была в черных брюках и очень красивой тонкой блузке, строгой, но сексуальной.
Я задался вопросом, сколько мне придется ждать, прежде чем я смогу попросить Куини оставить здесь одежду до новых ночевок.
– У тебя крутые картины, – она указала на стены. – Где взял, признавайся?
Я подошел сзади и обнял ее за талию.
– В нашей семье художница Ханна. Она называет себя дилетантом, но она удивительно талантлива, ее работы висят во многих кафе в нашем городе наряду с картинами признанных местных художников. Здесь почти все картины ее кисти.
Куини чуть повернула голову и потерлась щекой о мой бицепс.
– У нее своеобразное видение. И великолепные краски.
– О да. Она финансовый консультант, но рисование – ее страсть, Ханна даже дает уроки. – Я давно ломал голову, как заговорить на эту тему, не вызвав подозрений. – Ты же вроде тоже рисуешь?
Куини приподняла лицо, явно смутившись.
– Откуда ты знаешь?
