– Ничего, поручим дело знающим людям, эта проблема над тобой висеть не будет, – папа побарабанил пальцами по подлокотнику. – Как Кингстон принял новость?
– Кинг отнесся так, как он ко всему относится.
Впрочем, это неправда. Я никогда не видела Кинга таким уязвленным и взбешенным, как сегодня, прежде чем я объяснила, что и как.
– Значит, у вас все в порядке?
– Пока да, наверное.
– Почему пока?
– Ну, нам со многим надо разобраться.
Читайте: я – неподъемная проблема для любого мужика.
– Ты ему очень дорога, Куини, тут и думать нечего. Кинг выстоит в этой буре.
Мне хотелось верить, что папа не ошибся, но дело в том, что буря – это я. И я волновалась, что спустя какое-то время Кингстону захочется променять мой ураганный темперамент на что-то поспокойнее, ему под пару.
Глава 24
Сплетники
Кингстон
– Это какая же девица выскакивает замуж в восемнадцать лет?
– Ох, у вас круче мыльной оперы!
– Но она куда интереснее Джессики!
– Не поощряй его, Джеральд! Райану не нужны такие потрясения!
Я потер лицо. Конференция продолжалась уже минут десять. Звонила вся моя семейка, из динамика наперебой доносились голоса, выражавшие самые разные мнения. У меня начала болеть голова.
– Не могли бы вы не перебивать друг друга? Мама, я сам могу решить, какие потрясения мне нужны и в каком количестве.
Биологически она, строго говоря, приходилась мне бабушкой, но я привык воспринимать ее как мать и переучиться уже не смогу. К Ханне я в присутствии чужих ушей по-прежнему обращался по имени.
– Так ли хорошо ты знаешь эту девушку? По закону она чужая жена, и ты не будешь с ней встречаться! – постановила мать.
Рядом с ней кто-то поперхнулся, а неизвестно кто пробормотал нечто согласное.
– Я уважаю твое мнение и твои тревоги, но это не то решение, которое я позволю себе диктовать.
Признаться, я едва устоял на ногах, узнав, что спал с замужней женщиной, пусть этому браку и полагалось быть расторгнутым более полудесятка лет назад. Открытие пробудило во мне противоречивые эмоции, в частности, вину и ярость, а временами начинало казаться, что меня предали.
– Где твоя голова, Райан? – вспылила мать. Я живо представил ее за кухонным «островом» перед стеклянной вазой с искусственными фруктами.
– Должно быть, в постели она просто ураган, раз ты готов выдерживать такой прессинг!
Могу поспорить на миллион долларов, братец произнес это с насмешливой улыбкой. Он не ошибся, но для меня в постели гораздо важнее обоюдная гармония.
– Джеральд Джозеф Кингстон, это замечание непристойно! – отчитала его мама.
– Зато правдиво, – огрызнулся Джеральд. Он старше меня на десять лет, а ведет себя как семнадцатилетний.
Мама сочла за лучшее не цепляться.
– Райан, я понимаю, тебе надо было отдать дань увлечениям молодости, но теперь, когда с этим покончено, пора задуматься о воссоединении с Джессикой. У вас выдался сложный этап, но я же вижу, она до сих пор тебя любит!
– Мама, мои отношения с Джессикой мы обсуждать не будем.
– Но вы же столько лет были вместе, она мне как дочь! Ты с ней говорил?
– В последнее время – нет.
И не планирую, но сказать это моей матери – все равно что указать религиозному фанатику на несовершенства его вероучения, как то: наивность, бессмысленность и навязчивое желание вмешиваться в чужие дела.
– Так вот, я ее на прошлой неделе видела, и Джессика спросила, как ты поживаешь. Я ответила, что ты скоро опомнишься. Ты же не хочешь упустить свое счастье, а то Джессика кого-нибудь себе найдет! Как бы я не хотела, чтобы она остепенилась с другим мужчиной или чтобы ты остепенился с другой…
– Речь не о том, чтобы остепеняться. – Я сжал переносицу, сдерживая раздражение и стараясь не спустить на мать всех собак. В душе у меня до сих пор кипело возмущение: я отлично видел, что сделала мамаша Куини с самооценкой и самовосприятием дочери, твердя, что та ничего никогда не добьется. Я начал лучше понимать Куини, а сегодняшнее открытие наглядно показало, почему она так сурова к себе. Я соображал, каких усилий ей будет стоить оставить случившееся в прошлом и справится ли Куини вообще с такой задачей, если вспомнить, что она шесть лет скрывала совершенную ошибку даже от самого близкого человека.
– Я считаю, мы должны приехать в Сиэтл раньше, чем собирались. Такую проблему нужно решать всей семьей, – постановила мама.
Джеральд тут же предупредил, что его с работы не отпустят.
– А по-моему, лучше пока отложить ваш визит, – возразил я. Мне то и дело приходили сообщения от Ханны, которая тоже присутствовала у мамы на кухне, но в основном хранила молчание, лишь изредка советуя Джеральду угомониться.
– Как это так? Если на то пошлó, сейчас мы нужны тебе, как никогда. Тебе необходима эмоциональная поддержка.
– Нет, это будет некстати. Я не в том настроении, чтобы обрадоваться присутствию родственников.
Я только что узнал, что моя девушка замужем за отвратительным скотом, пусть и формально. В принципе я готов понять, почему Куини об этом молчала, но такую новость за пять минут я не мог переварить, как, видимо, от меня все ожидали. И меньше всего мне нужно было, чтобы в дело вмешивалась моя семья, засыпав меня своими мнениями, пока я пытаюсь составить собственное.
– Вот именно поэтому мы и должны вмешаться, – заявила мама.
– Слушайте, я понимаю – вы обеспокоены, возможно, даже шокированы, но все бросать и мчаться сюда неразумно. Мне нужно время. К тому же я уезжаю на выездные матчи, вы зря прокатитесь.
– Ну, раз на выездные… Но в конце той недели мы все равно приедем, – нехотя уступила мать.
– О’кей. Сегодня был долгий день, мне нужно поспать. Я вам завтра позвоню.
Послышался нестройный хор пожеланий спокойного сна и признаний в любви, и мы распрощались.
Через три секунды телефон снова засветился. На этот раз звонила Ханна.
Я принял запрос на видеочат, и на экране появилось лицо мамы-сестры.
– Держишься молодцом, – похвалила она.
– Спасибо.
– А как на самом деле?
– Честно? Даже не знаю.
– Расскажи, что произошло, без отступлений и красочных комментариев, чтобы я лучше представила.
– Ладно, слушай, – и я дал мамстре полный отчет о сегодняшнем дне, опустив, однако, интимные подробности. – Я прекрасно понимаю, почему Куини хранила свой секрет. Я даже готов понять, почему она солгала, сказав, что Кори ее не преследовал, когда он только этим и занимался. Но ведь она могла сказать мне правду об их отношениях, когда Слейтер только появился в сборной! Это называется сознательное умолчание – не совсем ложь, но все-таки осознанный поступок, и от этого почти так же скверно на душе.
