– А чего?! Это правда. Золотой мальчик ни разу не облажался…
– Куини не замужем, она разведена, и развод официально состоялся бы еще шесть лет назад, если бы негодяй, ее бывший, не попытался ее кинуть. Этот брак существовал лишь на бумаге, – объяснил я сквозь зубы.
– Да кто в восемнадцать выходит замуж не по залету? – возмутилась Джессика и тут же сморщилась: – Ой, Ханна… Но ты тогда не достигла брачного возраста, так что это не считается.
– Нет, я всего лишь родила ребенка, будучи подростком. Абсолютные пустяки, – ядовито сказала Ханна, но до Джессики сарказм не дошел.
– Речь не о том, кому и когда можно выходить замуж, – резко сказал я. – Если и существует семья, которой не пристало осуждать чужие ошибки, так вот она, черт побери!
– Зачем же повышать голос, Райан? Никого мы не осуждаем – люди постоянно совершают ошибки, мы все это знаем. Мне показалось, ты наконец-то понял, что совершил ошибку, расставшись с Джессикой, вот я и взяла на себя труд все исправить, – мать нервно улыбнулась, стиснув руки на коленях.
Джеральд что-то согласно забормотал, и папа тоже крякнул, когда мать пнула его в голень.
Джессика сжала мне колено.
– Я тебя прощаю.
Я потер переносицу.
– Не обижайся, Джессика, но я не прошу твоего прощения, потому что не совершал никакой ошибки.
– Райан! Вы были вместе почти десять лет! Этого не выбросишь из жизни из-за временных трудностей или если что-то новое и яркое ненадолго привлекло твое внимание! Тебе еще повезло, что Джессика с таким пониманием отнеслась…
Я люблю свою семью, но они законченные сумасшедшие, за исключением, пожалуй, Ханны. Я напомнил себе, что не попал бы в НХЛ, если бы срывался всякий раз, как меня злят, но происходящее, как никогда, проверяло мою выдержку на прочность.
– Куини – не «что-нибудь новое и яркое», мы встречаемся уже несколько месяцев, и я люблю ее.
– Райан! – вскрикнула мать и махнула рукой на Джессику. – Нужно же считаться с чувствами других!
Остальные в лимузине тоже что-то пробурчали, правда, на этот раз я не услышал одобрительного унисона. Ханна сидела с таким видом, будто дорого бы дала, лишь бы оказаться подальше отсюда. Я, кстати, тоже.
– Как ты считалась с моими, без спроса привезя мою бывшую девушку, хотя моя любимая переживает сейчас сложнейший период? Или другой пример, еще того лучше, когда ты сраных тридцать лет утаивала от меня тот факт, что моя сестра на самом деле моя мать, единственно потому, что тебе, блин, было так удобнее?! – гаркнул я.
Так как мы сидели в салоне лимузина, эффект был оглушительным. Плюс я был зол, как никогда в жизни.
Стало невероятно тихо. Глаза у всех были величиной с блюдца.
Джеральд хлопнул ладонью по ляжке.
– Я выиграл! Все ставят мне по ящику пива! Я вам говорил, Кинг выйдет из себя и скажет неприличное слово!
– Если не хочешь узнать, каково быть получающей стороной моего кулака, советую заткнуться, – зарычал я.
– Так ты мне новые зубы и оплатишь…
Я бросился на Джеральда, но на мне повисли папа и Ханна. Мамстра настаивала, чтобы я успокоился, потому что я испорчу больше, чем этого болвана Джеральда, если не возьму себя в руки. Сквозь красный туман в голове пробилась мысль – Ханна права, и я опустился обратно, краем сознания заметив, что мать и Джессика сидят с перепуганным видом.
Буквально через минуту мы, к счастью, доехали до дома, и все высыпали на тротуар, опасливо держась от меня на некотором расстоянии. Я агрессивно набрал код и пропустил всех вперед.
– Оставьте нас с Джессикой на минуту одних, – процедил я сквозь зубы.
– Можешь говорить в присутствии своей семьи, у меня от них секретов нет, – она вскинула подбородок почти с вызовом. Видимо, рассчитывала, что если я буду говорить при свидетелях, то стану тщательнее подбирать слова.
Я всегда с уважением относился к чувствам других и привык деликатно разговаривать с родней и друзьями, чтобы ненароком кого-нибудь не задеть. Но выдержать этот сюр после адской недели было выше моих сил.
– Почему ты хочешь быть со мной? – спросил я Джессику.
– Что?!
– Вопрос предельно ясный. Что во мне заставляет тебя хотеть со мной быть?
– Оу, гм… – она прикусила губу и нервно засмеялась. – Ну, во‐первых, ты очень красивый.
Я смотрел на нее несколько долгих секунд и наконец сказал:
– Больше ничего?
– Ой, ну нет, конечно. Ты очень уравновешенный и организованный, что я высоко ценю, очень стабильный… почти всегда, не считая сегодняшнего вечера.
– Значит, я красивый, организованный и стабильный? Это мои лучшие качества?
Всякая стабильность во мне грозила оказаться мнимой – я не ощущал даже тени спокойствия.
– Еще ты добрый, – заторопилась Джессика. – Ты всегда соблюдаешь правила. Правда, ездишь ты довольно медленно, но это же пустяки… А еще ты щедрый, очень щедрый…
Я сунул руки в карманы.
– И все?
Джессика огляделась в легкой панике и засмеялась:
– Ну, да, наверное… Ты меня врасплох застал своим вопросом.
– А в постели как я тебе?
– Райан! – возмутилась мать, а остальные закашлялись или захихикали.
Глаза у Джессики сверкнули, а щеки стали красными.
– Извини, но подобных вопросов не задают при посторонних!
– Ты сама пригласила их быть свидетелями приватного разговора, поэтому я имею полное право спрашивать, – отрезал я, скрестив руки на груди. Может, вопрос и нескромный, но чертовски актуальный. Я немного надеялся, что либо Джессика попросит оставить нас одних, либо моя семейка догадается выйти.
– Ты очень внимательный, – прошептала она.
– Ты бы сказала, что в постели мы подходим друг другу?
– Гм… Да, наверное.
– То есть ты не уверена? – я напирал не без причины.
– Ты бываешь весьма… разговорчивым, но я не понимаю, при чем здесь это.
Ее взгляд метался по комнате, а от лица можно было зажигать что-нибудь легковоспламенимое.
– Я так и знал! Наш Кинг любит распустить язычок! Ну, не может человек быть таким правильным!
– Заткнись, Джеральд, – одновременно сказали все.
– А как ты относишься к хоккею? – вкрадчиво спросил я, рассчитывая, что Джессика в своем смущении дошла до нужной кондиции и не сможет вилять. Она красивая, милая и приветливая, но наша связь была обречена с самого начала, теперь я видел это ясно, как никогда.
– Что?!
– Хоккей. Как ты к хоккею относишься? – мягко повторил я.
