– Ничего особенного – только то, что я не должен удивляться, если источником наследства Мерчисона окажется ломбард, который получил в залог драгоценности, которые ваш отец передал Джеймсу Колливеру, и той суммой, которую Феликс Мерчисон «унаследовал» так внезапно, были сто пятьдесят фунтов за эти драгоценные камни.
– Но это же совершенно нелепо! Мой дорогой мистер Клик, вы наверняка помните, что ломбард сообщил, что парень, заложивший драгоценности, был джентльменом, с хорошими манерами и речью, а Мерчисон – последний человек в мире, который похож на джентльмена. Это огромное неуклюжее неграмотное животное с бычьей шеей, без цензурных слов в лексиконе и с манерами, которых устыдилась бы свинья!
– Именно поэтому я уверен, что «аванс» ломбарда был выплачен ему, – возразил Клик, пожав плечами. – Живи и учись, друг мой, живи и учись. Одиннадцать месяцев назад я не мог понять, почему эти драгоценности были заложены вообще. Сегодня я понимаю, что это был единственный возможный путь… Мисс Лару, мои комплименты. До свидания…
И он выпроводил ее из комнаты с изяществом придворного лакея. А когда за ней и ее спутником закрылась дверь, Клик снова остались наедине с Нэркомом.
– Теперь за дело! Как говорили в старых мелодрамах, – он засмеялся, резко подошел к шкафу и достал сначала широкополую кавалерийскую шляпу, которую он немедленно надел, а затем пару ярких стальных наручников. – Мы можем использовать эти очень эффективные браслеты, мистер Нэрком. Нам надо хорошо подготовиться к чрезвычайным ситуациям. А теперь идем. Нам вниз по лестнице. Заглянем в американский бар. Там есть проход, ведущий к набережной. Такси оттуда доставит нас вдоль Савой-стрит, через Стрэнд и вверх по Веллингтон-стрит к Тавистоку за меньшее время. Так что мы можем быть с Леннардом через десять минут.
– Отлично! И я могу избавиться от этой дурацкой одежки, как только мы окажемся в лимузине. Но я спрашиваю: что ты сам думаешь об этом, старина?
– У меня есть две или три версии. Если я прав, это будет одно из самых простых дел, которые я когда-либо расследовал. Господин Нэрком, я совершенно уверен, что я разгадаю загадку этой стеклянной комнаты, прежде чем сегодня вечером поднимется занавес любого театра в Лондоне… Что это такое?.. Нет, конечно, нет. В показаниях свидетелей не было ни слова лжи. Это не тот случай. Ломбард не лгал. Швейцар, который говорит, что он привел мальчика в комнату, не лгал. И две женщины, которые не видели ничего, кроме пустой комнаты, тоже не лгали. Единственное, что было ложью, была ваза с розами, которые притворялись свежими с августа прошлого года!
– Боже! Вы, конечно, не думаете, что этот парень Лоти…
– Осторожно, друг мой. Не волнуйся. Кроме того, я могу быть не прав. Пока у меня есть одни догадки. Однако я скажу одно: человек, с которым сбежала мадам Лоти для того, чтобы продолжить интригу, записался в ученики ее мужа и одурачил бедного идиота, притворяясь, что он хочет научиться изготовлению восковых фигур, когда его единственным желанием было заняться любовью с тупой и развратной женой этого человека. Когда они сбежали и Лоти впервые понял, какой он дурак, он публично поклялся в зале кафе «Ройаль», что никогда не успокоится, пока не отыщет этого человека и не истребит его и каждое живое существо, в жилах которого течет его кровь. Этот человек был английским актером, мистер Нэрком. Он играл под псевдонимом Джулиан Монтейт – его настоящее имя было Джеймс Колливер! Пошли живее, пожалуйста, – мы опаздываем!
Глава XXXVI
ТОМУ, КТО ВЫШЕ всех забрался, падать больнее всех.
Немного позже пяти часов лимузин прибыл в помещение «Трент и сын», и Клик, под руководством младшего сотрудника фирмы и в сопровождении суперинтенданта Нэркома, поднялся по крутой лестнице на крышу дома и вошел в стеклянную комнату.
Его первым впечатлением, когда дверь распахнулась, был запах цветов, настолько тяжёлый, что он казался гнетущим. Вторым оказался свет, настолько яркий, что напоминал расплавленное золото, потому что низкое солнце, которое позолотило небо, залило пространство сиянием, которое заставило Клика моргать, и потребовалось время, прежде чем его глаза привыкли в достаточной степени, чтобы позволить ему обнаружить, что старый итальянец, мастер восковых фигур, был на месте, занятый своей последней картиной.
Клик моргнул и посмотрел на старика сначала безмятежно, затем моргнул и снова посмотрел, осознав всепоглощающее чувство изумления и поражения в течение лишь одной доли минуты. Его теория рассыпалась в прах.
Неудивительно, что мистер Харрисон Трент говорил об ухудшении искусства этого некогда знаменитого модельера. Неудивительно!
Этот человек вовсе не был Джузеппе Лоти! Он не был всемирно известным мастером, который в те горькие дни поклялся, что должен пресечь жизнь исчезнувшего Джеймса Колливера.
Глава XXXVII
ОДНАКО КЛИК ОСТАВАЛСЯ по-прежнему невозмутим. Он не выказал ни малейшего следа разочарования, которым наполнило его совершенно неожиданное открытие, но совершенно спокойно попросил, чтобы его представили мастеру, который в это время усердно работал над огромной сценой. Фрагмент, предназначенный для предстоящей индийской выставки, был хорошо выполненной группой фигур. Они занимали значительную часть задней части стеклянной комнаты и представляли тот момент, когда подкреплению удалось прорваться через частокол в Лакхнау
[6] и прийти на помощь осажденному гарнизону.
– Пара джентльменов из Скотланд-Ярда, Лоти, приехала, чтобы разобраться с исчезновением молодого Колливера, – так Трент представил гостей. – Вы можете продолжать работу. Они не будут мешать вам.
– Добро пожаловать, джентльмены, – очень рад, – сказал Лоти с той любезностью, которую жители Континента никогда не забывают, затем кивнул и продолжил свою работу, как ему было сказано, лишь добавил с печальным кивком: – Ах! Странное дело, синьоры… Чрезвычайно странное дело.
– Очень, – согласился Клик с другого конца комнаты. – Очень странная история, синьор; и теперь, когда я осмотрел место, могу признаться, что моя теория была неверна, и я, так сказать, погорячился. Знаете, я думал, что там, в полу, может быть раздвижная панель или люк, который вы, парни, здесь могли не заметить и в который мальчик мог упасть или, может быть, отправиться в небольшую собственную экспедицию и потеряться.
