– Ну, из всех идиотских идей… – начал Трент, но осекся.
– Смешно? – согласился Клик со своей лучшей идиотской гримасой. – Я понимаю это теперь, когда вижу пол из бетона. Полагаю, что это необходимо из-за химических веществ и воспламеняющейся природы воска? У вас может быть взрыв, если эта штука загорится от брошенной спички или чего-то в этом роде, и что же? Блажен буду, если вижу… – медленно поворачиваясь на каблуках и оглядывая комнату, пропел Клик, сохраняя идиотскую гримасу, – призрак места, куда мог сбежать юный балбес. Но, говорю я, – как будто внезапно натолкнулся на идею, – ты не думаешь, что он стащил что-то ценное и смылся? Не утащил ни денег, ни чего-нибудь в том же духе, о чем вы бы солгали, мистер э-э… Лотос?
– Лоти, пожалуйста, синьор. Я действительно надеялся, что мое имя достаточно известно, чтобы… Пуфф! Нет, я ничего не скрываю, у меня ничего не пропало – ни единой булавки. Мне сказали, что исчезнувший ребенок не из таких мальчиков… – И затем, покачав головой и с сожалением взглянув на автора этих двух глупых теорий о странном исчезновении ребенка, он вернулся к своей работе, нанося последние штрихи на лежащую фигуру, изображающую мертвого солдата, на переднем плане диорамы.
– Никогда нельзя сказать, что будут делать мальчики. Старая поговорка гласит, что «хорошая добыча делает хорошего вора», – безразлично ответил Клик. – Считайте, что мне придется искать что-то более многообещающее. Не возражаете, что я немного подшучиваю?
– Ни в малейшей степени, синьор, – ответил итальянец, сочувственно посмотрел на Трента и пожал плечами, словно говоря: «Это лучшее, что может предложить Скотланд-Ярд?»
Тогда Клик начал поиски среди тарелок, костюмов, просмотра книг и клочков материала, разбросанных по полу, и даже принялся осматривать кувшины, вазы и стаканы, в которые были помещены гроздья срезанных цветов. Их было много – на столах, на стульях и на полках, и даже на платформе композиции – на самом деле их было так много, что их изобилие полностью подтверждало то, что Трент говорил о большой любви старого мастера к цветам.
Клик осмотрел комнату, по-видимому, поверхностно, но на самом деле фотографическим взглядом запечатлел каждую деталь, обнаружив, что он в каждой детали согласен с описанием, которое дал ему Трент.
По всей остекленной стороне висели дешевые кружевные занавески, выходившие на короткий проход, ведущий к узкому переулку, но они были настолько тонкого качества и с таким скудным рисунком, что сетка никоим образом не препятствовала обзору, просто сделав вид немного туманным; поскольку он сам мог видеть с того места, где стоял, окно в противоположной стороне дома и сидящих за этим окном миссис Шерман и ее дочь, занятых своим бесконечным шитьем.
И еще там были жалюзи – из синего льна, на кольцах и шнурах, – с помощью которых, разумеется, можно было регулировать свет в зависимости от обстоятельств. Они были сделаны по образцу тех, что ставят в студиях фотографов: несколько секций над головой и одна, длинная, для той стороны комнаты, которая выходила на короткий проход; и чтобы показать, насколько точным был мимолетный осмотр Клика за всем его кажущимся безразличием, можно отметить, что он заметил особенность, которую не заметил бы и один человек из ста. Жалюзи были смонтированы так, что когда они опускались, занавески оказывались ближе к стеклу, чем они, и наружный наблюдатель продолжал видеть эти занавески.
Если это небольшое несоответствие требовало какого-либо комментария, Клик ничего не сделал; просто взглянул на жалюзи и снова отвел взгляд, продолжая осматривать книги и вазы с цветами и бесцельно блуждая по комнате.
Внезапно он сделал необычную вещь, которая была очень важна для мистера Нэркома, который так хорошо знал «знаки» друга. Скитания по комнате привело Клика за спину занятого делом мастера, который как раз в этот момент наполовину повернулся и протянул руку, чтобы взять упавший на пол инструмент, и его запястье немного высовывалось за манжетой его рабочей блузы. Нэрком увидел быстрое движение взгляда Клика в направлении этой руки, затем быстрое движение взгляда к лицу мужчины и снова туда и назад. Суперинтендант знал, что будет, когда его великий союзник начал поглаживать свои карманы и копаться в них, как будто пытаясь что-то найти.
– Мне не везет! – сообщил Клик, нетерпеливо дергая головой. – Ни единой сигареты, мистер Нэрком; а я резко глупею, если не могу покурить, когда пытаюсь думать.
Не затруднит принести мне пачку? Вот! – он нацарапал что-то на листе из блокнота и протянул суперинтенданту. – Это марка, которая мне нравится. Не стоит приносить мне другие. Принеси, ладно? Будь другом.
Нэрком не ответил, а просто вышел из комнаты со скомканной запиской в кулаке и спустился вниз так быстро, как только мог. О том, что он делал дальше, расскажем потом. Пока достаточно будет сказать, что если бы кто-нибудь посмотрел через восемь или десять минут, Нэрком стоял на улице в переулке, у окна дома в котором миссис Шерман и ее дочь все еще сидели с шитьем.
Между тем Клик, похоже, вовсе забыл о том, что было главной причиной его присутствия в этом месте и увлекся созерцанием создания сцены и задавал старому итальянцу бесконечные вопросы относительно того, чем он занимался.
– Ого! Вы же не хотите сказать мне, что сами делаете все, от начала до конца, – моделируете фигуры, группируете их, рисуете задник и все такое? – протянул с удивлением сыщик. – Вы делаете это? Мой бог! Но это же чудо! Этот задник – один из лучших, которые я когда-либо видел. И фигуры! Я мог бы поклясться, что этот парень, со шпагой в руке, живой, если бы я не знал истины. И что касается этого мертвого парня здесь, на переднем плане, над которым вы работаете он чудо. Чем вы создаете удивительные фигуры? Или вы их вообще не создаете?
– Синьор, все они чучела. Есть плетеный каркас, покрытый холстом, а внутри хлопковые отходы, старая бумага, солома.
– Вы не шутите! Ну, я в восторге! Ничего, кроме отходов и соломы? И он, этот парень там – сипай с пистолетом в руках… Господи! Черт! Надеюсь, я ничего не испортил!
Ибо, наклонившись, чтобы указать на фигуру сипая, Клик запнулся о край низкой платформы, потерял равновесие и растянулся так неловко, что упал на композицию, задев рукой мертвого солдата. К счастью, однако, ни одна фигура не была сброшена, и даже «мертвый солдат» выдержал удар необычайно хорошо, даже без вмятины, хотя Клик упал почти прямо на фигуру, и его ладонь ударила по груди.
– Нет! Нет! Нет! – воскликнул итальянец с сердитым нетерпением. – Осторожнее, синьор! Бык в посудной лавке менее опасен!..
И он повернулся спиной к Клику, хотя тот был обильным в своих извинениях и выглядел предельно опечаленным. Однако через некоторое время он сменил линию поведения, когда заметил мистера Нэркома в доме через проход.
– Дело вот в чем: во всем виноваты эти световые блики, – воскликнул детектив. – Тело может наткнуться на что-либо, когда свет таким образом проникает в это место. Нужна тень!
Он молниеносно пересек комнату и, потянувшись вверх, внезапно дернул вниз жалюзи. Но прежде, чем Трент или итальянец могли возразить против такого вмешательства, Клик, казалось, сам осознал, что скандал не решит проблемы, и, отпустив жалюзи, позволил пружине вернуть их на место.
