Секунда тишины. Я уже собирался сообщить самоубийце о своем приходе, как необычно спокойный голос произнес:
– Заходите, – и, когда я открыл осторожно дверь и оказался внутри, добавил, – капитан.
Не входить, подождать, справиться с волнением, изменить выражение лица или схватиться за револьвер, заткнутый сзади в джинсы, было поздно. Я уже успел обнаружить, что при входе непосредственная опасность мне не угрожает, и, следовательно, все первые мои движения были предопределены сотни раз отработанными действиями за годы тренировок. Я успел осмотреть комнату, заметить в ней стоящего подле окна молодого человека, примерно одного со мной роста и возраста, держащего револьвер в правой руке дулом вниз, успел понять, что, кроме него, в комнате никого, а дверь в кухню закрыта и заставлена этажеркой. Он произнес свое последнее слово, выдержав трехсекундную паузу, именно тогда, когда я оценил степень опасности, исходящую от него и занялся, стараясь не упускать из виду его движений, осмотром квартиры; именно в этот момент он и подловил меня.
Молодой человек полюбовался сменой гаммы чувств на моем лице, внезапной скованностью моих движений и, видимо, остался доволен. Зато я убедился, что, даже если он не один в квартире, даже если это ловушка, я успею отреагировать на любое появление со спины, из ванной комнаты группы товарищей молодого человека. Эту сторону дела он отметил также и произнес вторую фразу спокойным и уравновешенным голосом, никак не вязавшимся с его намерениями, прежде чем я успел произнести свою:
– Не беспокойтесь, капитан, мы одни.
Я кивнул.
– Вынужден поверить на слово.
В ответ молодой человек улыбнулся. Или мне так показалось; самоубийца стоял спиной к свету, лицо его находилось в собственной тени и разглядеть выражение в ярких солнечных лучах, бивших из окна, было делом нелегким. Молодой человек выбрал очень удобную позицию для наблюдений за входной дверью, он видел ее от окна наискосок в проеме распахнутых створок, соединяющих комнату, практически лишенную обстановки, и крохотный коридорчик. Отсюда он мог, не беспокоясь о группе захвата, диктовать условия и решать проблемы, что привели его в эту квартиру. В течение долгой паузы, отведенной для ответа на мою фразу, мне подумалось, что, вполне возможно, квартира эта выбрана им намеренно, он мог быть здесь и раньше, скажем, составляя компанию тому студенту, что проживает здесь.
Пауза затягивалась, молодой человек улыбнулся и затем нервно дернул рукой с зажатой в ладони рукояткой револьвера: единственный признак, что он хоть в чем-то выдает свои чувства. Я боялся и не мог не смотреть на эту руку, она приобрела для меня куда большее значение, чем глаза собеседника, чем выражение его лица, ушедшее в тень. Мне было видно любое шевеление пальцев, любое сокращение мускулов пускай; я поднял правую руку на пояс, зацепив большем пальцем за часовой кармашек джинсов. На всякий случай сократить путь своей руке.
И тут только я осознал, что молодой человек одет точно так же, как и я. Первоначально это не бросилось в глаза – стандартное одеяние: светлые кроссовки, голубые джинсы, с кожаным поясом черная обливная кожаная куртка и белая майка под ней. Я застегнул свою кожанку под горло, на улице было довольно прохладно, а молодой человек расстегнул свою.
– Очень хорошо, что вы пришли, капитан, – произнес молодой человек резким голосом, скороговоркой, отчего я вздрогнул.
– Я вижу, вы меня знаете. И откуда же?
– А вы меня не узнаете? Впрочем, – он перебил сам себя, – я понимаю, почему. Извините, капитан, меры предосторожности.
Молодой человек сделал шаг в сторону и оказался рядом с открытой створкой окна; лицо его теперь осветилось, но рука с револьвером ушла в тень, создаваемую неуютными темными шторами, кое-где провисшими из-за обрыва поддерживающих их крючьев. Мне оставалось лишь всматриваться в его лицо, обрамленное черными как смоль волосами. Слишком обычное, сколько я не старался, но выделить характерные именно для молодого самоубийцы черты так и не смог. Оно было похоже на многие, виденные мною раньше лица; я узнавал в нем черты бывших сослуживцев, и преступников, и свидетелей, и в то же время оно не походило ни на одно из той длинной череды лиц, что пришла мне на память.
Я сдался. Молодой человек пришел мне на помощь.
– Вы в затруднении, капитан? Или вам трудно сделать выбор?
Я пожал плечами:
– Вы правы. Возможно, что я видел вас раньше, но вот…
– Это уже лучше. Извольте, я вам помогу. Нет, стойте, где стоите, вовсе необязательно разглядывать меня вплотную.
Впрочем, рука с револьвером не дрогнула. Я оказался на тридцать сантиметров ближе к нему, молодой человек не обратил на это внимания. Что ж, пускай говорит.
Можно предположить, что он знаком с кем-то, кто был когда-то обязан мне жизнью, уж своих самоубийц я помню, а, может быть, кто-то из них повторил попытку, а он был рядом и не ушел….
Хотел бы я знать.
– С такого расстояния трудно определить достаточно точно…
– Неужели вы столь близоруки? – он усмехнулся, – Я бы посоветовал вам неплохую лечебницу в центре. За пару часов вам подкорректируют зрение так, что ваши глаза будут как новенькие.
Я увидел ровный ряд молочно-белых зубов, непонятно, отчего он рассмеялся. А я продвинулся еще на чуть-чуть к молодому человеку.
– Быть может, я так и сделаю. Однако, если вы напомните мне…
– О, разумеется. После того, как вы вглядитесь в меня, определение места и времени нашего знакомства будут вторым этапом.
– Этапом чего? – осторожно спросил я.
– Понимания, конечно. Мы же должны ощутить некое единство взглядов, целей и способов их достижения, иначе ваша миссия, капитан, будет провалена. Тогда счет будет два против пяти, а это уже плохо.
– Вы и это знаете.
– Я знаю о вас многое. Да и вы обо мне немало наслышаны.
– Хоть это утешает. Вот только лицо…
Фраза осталась без продолжения.
– Стойте спокойно, капитан! – молодому человеку не понравилось мое поведение. – И отойдите к двери, иначе нам придется повторить все сначала. Мне не хотелось бы, чтобы нам мешали спецназовцы или кто-то еще, кто захочет влезть вместо вас в квартиру.
Револьвер в его руке качнулся, однако, направлен он был не в меня, а в него самого. Я покорно отступил на исходную позицию.
– Теперь продолжим, – оружие он опустил. – Я не назвал вам дату, капитан, что ж, теперь я сделаю это с большей охотой. Но прежде, – быстрый взгляд в окно. К дому подъезжала машина полиции; мне лишь было слышно ее появление под вой сирены. Внезапно звук оборвался, послышались резкие голоса, отдающие приказы освободить площадку перед домом. – Прежде я хотел напомнить вам кое-что.
Он снова замолчал, но на сей раз, не стал выглядывать. Новый, резко оборвавшийся вой, видимо, приехала карета «скорой». Буханье дверей, чей-то голос, произнесший мою фамилию и сообщивший, что «он еще там». Хлопнула входная дверь «меблирашки», с лестницы едва слышно доносились шарканье многочисленных поднимавшихся ног. Все затихло на нашем этаже. Но на улице возня еще продолжалась, судя по выкрикам, перед окном растягивали брезент.
