– Я понимаю, – я сел на краешек дивана и взглянул на супругу. Действительно не вовремя, но больше не к кому идти. Ксения выразительно посмотрела на часы. Я вздрогнул, поторопившись начать.
– Мне надо рассказать одну историю об окне…
– Что?
– Не перебивай, пожалуйста. Лучше вспомни. Конец сентября, жаркие погожие деньки. Ты догуливала последние дни отпуска. Я вернулся с работы позже обычного – юбилей начальника. Ты заждалась, была нежной, ты соскучилась и хотела… – ее губы сложились в подобие улыбки, тотчас, впрочем, исчезнувшей. – А после близости, я подошел к балконной двери и долго смотрел сквозь стекло. Ты спрашивала, что я вижу, я так и не сумел ответить тебе. Ты обиделась и ушла, а, вернувшись, снова застала меня стоящим у окна, смотрящим в окна трехэтажного административного здания, выстроенного напротив дома. Из наших окон хорошо видно, что происходит в кабинетах. Там до позднего вчера горит свет, служащие входят и выходят, посетители толкутся в коридоре и робко заходят в приемные. Прежде, когда здание только обживали, я с интересом следил едва не за каждым, кто входит и выходит из кабинетов, как разговаривает по телефону и распоряжается бумагами начальство. Возможно, не приглядывайся я так никогда не увидел и не узнал одну из просительниц, пришедшую на прием с десятилетним сыном.
Я, должно быть, как-то особенно выделил последние слова. Ксения подняла на меня глаза.
– Я так поняла… – начала она и замолчала на полуслове.
– Да, – ответил я. Ксения все подобралась в кресле, выпрямилась, вытянулась как струна. – Десять с небольшим лет назад мне стукнуло восемнадцать. Случившееся тогда знакомство можно отнести к разряду праздничных подарков. Подарков случайных, на ту вечеринку я попал в последний момент..
Ксения по-прежнему молчала.
– Ту девушку звали Анной. Внимательная, остроумная собеседница, она как-то сразу выделил меня среди прочих. Или это я потянулся к ней?
Неважно. К ночи ближе я вызвался ее проводить, она возражать не стала. Мне казалось, что ей интересно со мной, несмотря на разницу в возрасте – Анна была лет на десять старше, до сих пор не знаю, кто позвал ее, и почему согласилась придти. Впрочем, это интересовало меня тогда менее всего. Голова кружилась, а ее улыбка пьянила меня сильнее вина.
Она жила на окраине города, на первом этаже, в первой квартире: так удобно, чтобы не сбиться с пути. Пока Анна отпирала дверь, я несмело обнял ее – со мной это было впервые, – она не стала возражать. Вечер был промозглый: дул сильный ветер, моросил дождь; снимая ветровку с плеч Анны, я поцеловал ее в шею. Она вырвалась и, обернувшись, привлекла к себе….
Много позже, Анна понудила меня прощаться, заторопилась выпроводить, но, я все равно выпросил номер домашнего телефона. Когда вышел на улицу, предрассветный холод сковал сентябрьскую зелень: я продрог до костей, но не замечал этого. Вернувшись, решил, что она будет моей женой.
Ксения хотела что-то сказать, но промолчала.
– Все дальнейшее очевидно. После того вечера, я уже не встречался с Анной в той же дурманящей обстановке, вообще не встречался. Она упредила единственным телефонным звонком. У нее муж, конечно, как же иначе. Ей, им нужен ребенок… но слабость мужа не позволила мечтам осуществиться. Супруг тоже думал о наследнике, и надеялся, как это свойственно всем мужчинам….
По-своему Анна любила его. Или просто любила, без того желчного слова.
Я несколько лет не ездил в ее район. Но в разговоре со старыми знакомыми, часто вспоминал Анну, и всякий раз оказывалось, что с ней давно потеряна связь. Она словно вышла из нашей среды, плотно притворив за собой дверь. Я уже заканчивал обучение в институте, готовил дипломную работу, когда снова встретил ее. Одну. – Ксения ничего не сказала в ответ на мое уточнение. Она по-прежнему смотрела мимо меня в сторону окна. Взгляд ее терялся за тюлевыми занавесками. – Анна совсем не изменилась, все та же девушка, встреченная на вечеринке. Она предложила зайти, я не отказался. Все повторилось, как в тот раз: и объятия и поцелуи. Только что-то, необъяснимое встало меж нами. Прошлый раз остался единственным. Мы лежали в объятиях друг друга, пытаясь вернуть покинувшие нас переживания. Потом Анна беззвучно заплакала и, одеваясь, отошла к окну. Я последовал за ней, обнял и привлек к себе. Она осталась глуха ко мне, безучастно смотрела в никуда.
Потом мы сидели за чаем, я спохватился, вспомнив о ее семье. Нет, отвечала Анна, давно без мужа, одна с сыном. Его зовут Олег, добавила она и неожиданно замолчала. Затем проводила до остановки – надо было зайти за Олежеком в садик. Что-то кольнуло меня, я стоял на остановке, не отпуская Анну, и никак не решался попросить ее взять с собой. Подошел автобус – слова остались невысказанными. Я сам не знал, хорошо ли это.
Не один раз, после этой встречи, я порывался позвонить ей, зайти к ней. Но мне легко не выполнить своих намерений: учеба, сборы, затем работа, знакомство с тобой. Вспомнил совсем недавно, когда увидел Анну в окне дома напротив.
Ксения молчала. Она сидела в кресле, не шевелясь, пальцы крепко сжимали подлокотники.
– Тогда я впервые увидел ее сына. Своего сына, – я вслушался. Нет, нас по-прежнему обволакивала густая ватная тишина.
– Не могу тебе сказать, что я почувствовал в первый момент…. Что-то теплое и, вместе с тем, колющее такой крохотной булавкой; помню, мне показалось, что легким не хватает воздуха. Не знаю, сколько прошло времени, уже и ноги затекли, и глаза заслезились, – только тогда я осмелился сказать себе, что вижу своего сына.
Ты никогда не хотела иметь детей, – кресло скрипнуло. – А я не понимал, разделяю твои взгляды или безотчетно подстраиваю себя под них. Вот только Олежек, появившись в окне, все смешал и запутал.
То был ранний вечер золотого сентября, ты еще не вернулась домой. На Анне накинут легкий плащ, под ним бирюзовая водолазка; она только пришла. Посетителей не наблюдалось, что странно для учреждения, где персоналу всегда хватает работы. Девушка, вскоре подошедшая к Анне, взяла документы, а сама ушла. Мой сын сел через стул от матери, принялся играть с яркой машинкой, взад-вперед катая ее по кожимитовому сиденью. А я старательно разглядывал его, склонившего головенку рядом с окном. Рост Олежеку достался от Анны, зато пшеничные волосы от меня. Наконец, Олежек выглянул на улицу. Я словно смотрел на собственную фотографию семнадцатилетней давности. Мой сын и одет был похоже: коричневые брючки, темные кроссовки, болотного цвета ветровка, светлая рубашка. Примерно так мама одевала и меня, во что-то мне, несомненно, идущее, когда отправлялась, захватив для верности и меня, в какое-нибудь казенное учреждение. Малыш так же виделся мне заботливо приготовленным к этому торжественному моменту. Новые, не совсем привычные вещи, одетые Анной, заставляли моего сына сидеть спокойно и играть тихо; в точности так сидел я, покорно ожидая очереди на прием к начальнику, «самому главному дяде», которые даст маме бумажку, и мы пойдем домой.
Дверь, наконец, раскрылась. Несколько минут я их не видел, затем мать и сын снова появились в коридоре; Анна напоследок долго говорила с девушкой, Олежек безучастно стоял в сторонке смотрел в окно, мне все казалось, что на меня, ожидая, когда можно будет уходить.
