Множество наемных убийц разной степени опытности, наглости и стоимости подослали к нему. Много покушений случилось. Однако, ни одно не достигло цели – молодой человек не только без единой царапины выбирался из раскуроченной взрывом машины, вертолета, самолета, из-под руин рухнувшей гостиницы, – всякий раз после проведенного неудачного покушения сила и влияние его возрастали непропорционально.
А ведь не прошло и десятка лет с начала его восхождения, как множество стран третьего мира – именно на их жителей обратил внимание в первую очередь молодой человек – стали полноправными членами империи, простершийся от океана до океана. Практически от любого до любого, ибо на каждом материке находилось немало стран, чьи жители, узнавая о деятельности холдинга и о тех благах, что он приносит на самые пустынные и иссушенные жадностью и непомерными амбициями властей земли, желали соединиться с его империей немедля.
В оппозиции остались только страны «золотого миллиарда» чьи доходы как раз и базировались на бесплатной рабочей силе и богатейших природных ресурсах стран третьего мира – с приходом в те края холдинга молодого человека, ситуация резко изменилась. Европу и Северную Америку, вынужденную заново учиться работать своим горбом, охватил системный кризис. Впрочем, поделать что-то оказалось поздно: видя бессмысленность всех попыток подавить не в меру кипучую деятельность молодого человека, оставалось лишь приспосабливаться к ней. И молить Шефа, чтобы он уже очнулся от своего десятилетнего транса и разобрался с практически неразрешимой проблемой.
И только по прошествии указанного числа лет, ожил и воспротивился столь вопиющему человеколюбию и добросердечию сам Азаилов Шеф. Причины такого его поведения самые прозаические и вытекающие из самой сути проводимой Шефом в своей сфере политики. Выбрав молодого человека как человека праведного, он не без оснований предполагал, что груз власти и денег непосильной ношей ляжет на плечи молодца, притянет к земле и сведет-таки с пути истинного на торную дорогу алчности и корыстолюбия, где всякое доброе намерение непременно приводит к посмертной встрече с Шефом, радостному потряхиванию рук и предоставлению индивидуальной антипригарной сковороды для жарки.
К несчастью Шефа, ничего подобного не случилось. Молодой человек как был, так и остался совершенно не от мира сего, хотя этот мир перестраивал с энергией просто фантастической. Вот тут он, чего греха таить, прибегал к магии, впрочем, отнюдь не запрещенной, ибо касалась она лишь его душевных и физических свойств – ну а куда те были направлены изначально, второй раз говорить не приходится.
– Праведник, он праведник и есть, – заметил Азаил, вздохнул тяжело. – И ничего с ним не поделаешь. И вот с этой праведностью, не покачнувшейся ни на малый градус за все десять лет трудов, и решил побороться мой бывший шеф.
– Я не совсем понял, – заметил я, – отчего ж с праведностью надо было бороться?
– А ты можешь представить праведника, продавшего душу в обмен на возможность начать всемирную праведную кампанию, – в аду, на соседней сковородке с теми, кто его пытался отправить в мир иной? Я нет, равно как и мой Шеф. Да само появление в царстве тьмы человека, чистого душой, несмотря даже на заклад оной по контракту, приведет к непредсказуемым последствиям. А не начнет ли он праведничать в чужой епархии? А если начнет, да с успехом, что тогда. Выгнать? – и куда выгнать?
– Подожди, но если душа чиста, то она должна вознестись…
– Контракт, – напомнил мне мой друг. – Согласно ему душа должна попасть в место вечной скорби. Но чистая душа туда попасть не может априори. Таков порядок, – Азаил разгорячился. – Такова изначальная договоренность. Праведники на небо, грешники в ад.
– Прямо как рекламный слоган.
– Считай, так и есть, – скривился Азаил. – После изгнания Адама из райских кущ была подписана договоренность и разделены сферы влияния. С тех пор не было случая, чтобы правило нарушалось.
– И, тем не менее, оно нарушилось.
– Да, подобные случаи не прописаны, ведь в те времена еще не составлялись контракты. А когда стали составляться, сверху махнули рукой на рассмотрение всех вероятностей, ибо, как считалось, человек изначально нечист, раз прибегает к такому приему и небесам не о чем беспокоиться. Короче, пустили на самотек. Посему Шеф и поспешил, не дожидаясь возможных неприятностей, ликвидировать праведность молодого человека раз и навсегда, чтобы заручиться контрактной душой стопроцентно.
Начал он с простого. Поскольку на удовольствия и прелестниц у молодого человека не было отведено времени, Шеф не стал загружать себя явно бесплодными попытками искушения, а вбросил в подконтрольные ему СМИ сам факт контракта. Видя, что правдивая информация из его уст действует неважно, собрал пресс-конференцию, на которой и обнародовал текст.
Правда, сперва ему пришлось долго убеждать собравшихся в своей реальности. Но затем, на следующий день, когда после долгих часов демонстраций разного рода доказательств, ему поверили, Шеф предъявил широкой публике контракт и подпись. И попросил прокомментировать сей факт владельца холдинга, который, будучи чрезвычайно занят, пропустил важнейший момент.
Молодому человеку ничего не оставалось делать, как отвлечься от дел праведных и опозданием собрать свою пресс-конференцию. К тому времени народы уже немного попривыкли к факту существования потустороннего мира и непосредственно посланца тьмы, как в былые годы на Патриарших, без видимого дела болтающегося на земных просторах и с нетерпением дожидающегося пресс-конференции. Так что появление в зале Шефа было воспринято как нечто само собой разумеющееся, тем более, вопросы все равно касались и его тоже. И они прозвучали практически сразу после краткого вступительного слова молодого человека, в двух словах рассказавшего об истории сделки.
«Но вы не станете отрицать, что таким образом приговорили себя к проклятию? – тотчас спросили его. – И, кстати, каковы истинные причины, по которым вы это сделали?».
«Разумеется, не стану, – отвечал он. – Я пошел на подписание контракта вполне сознательно. Для меня это был единственный способ…».
«Чего именно?» – поторопили замявшегося молодого человека.
«Исполнить свое желание, – в зале наступила тишина. – Собственно, я долго к этому шел, прежде не очень удачно… Вам, наверное, покажется странным то, о чем я говорю, – последовавшее молчание было красноречивее слов, – но я давно уже пытался сделать хоть малую толику ныне делаемого. Я не мог пройти мимо, старался помочь, знакомому, незнакомому, неважно. Меня так воспитали, – словно извиняясь, произнес он. – Это вошло мне в кровь и осталось со мной благодаря родителям, мир их праху. Но, будучи человеком бедным, я не мог помочь таким же, как я, а помогая, сам испытывал унижения, потому как снимал последнюю рубаху, а, значит, человек, получивший ее, ощущал себя должником. А быть обязанным в безнадежной ситуации – очень тяжелое ощущение, а потому я давно мечтал, чтобы никто и никогда не мог более испытывать сходного чувства. Мой контракт, я надеюсь, малая цена за отсутствие такого ощущения. Ведь он касается лишь меня и его, – он кивнул в сторону Шефа. Тот мрачно хмыкнул, подтверждая слова сидевшего за столом. – И никого более из всех. Никого, – горячо добавил молодой человек.
