«Воспитание объемлет всего человека. Оно должно развить в нем не одну какую-нибудь способность, но все способности. Посему к воспитанию принадлежит не одно образование разума, но и образование вкуса и еще важнейшее образование нравственности юноши», писал мыслитель. Книга В. Ф. Одоевского «Рассказы о Боге, человеке и природе» (1848) относится к лучшим образцам учебно-педагогической литературы. Советские авторы, как будто не замечая названия учебной книги, заявляют: «При объяснении явлений науки автор опирается на данные науки, а не на “истины” церкви и престола»
[134]. Одоевский именно опирается на истины Церкви, православной веры и исходит из них в своих научных построениях.
Антропологические идеи Одоевского содержатся и в малоизученных «Психологических заметках» (1843). Автор задается вопросами происхождения нравственного чувства: «Отчего иногда, как самое сердце ваше поражено какой-либо страстью, и рассудок уверяет вас, что вы можете предаться ей безопасно, но еще какое-то внутреннее чувство вас удерживает?
Говорят: следствие понятий, полученных при воспитании. У индийского владельца родятся дети, они каждый день видят, что негры не люди, что их можно сечь ежеминутно; они привыкли к этому, но вдруг в одном из детей возбуждается жалость к сим несчастным. Откуда взялось это чувство?
Следственно, есть в человеке нечто такое, что не подходит ни под одно из школьных подразделений души, что ни есть ни совесть, ни сердце, ни страсть, ни рассудок, что мы назовем условно, не зная лучшего выражения, нравственным инстинктом… в сем нравственном инстинкте, кажется, лежит основание всех наших знаний и чувствований; он отнюдь не одинаков у всех людей; всякий имеет его в разной степени <…> мы нашими знаниями и действиями должны бы развить это чувство, но мы не замечаем его в чаду внешних предметов; мы следуем указаниям страстей, расчетов, систем. К сему чувству должен обращаться ученый, а тем более поэт; ученый, обращающийся к сему чувству, поэтизирует науку, поэт делается предвещателем. Может быть, если бы люди, сбросив с себя оковы всех своих мнений, предались сему нравственному инстинкту, тогда бы они, как разные звуки, могли составить общую гармонию; может быть, оттого тщетно мы хотим построить наши Науки, Искусство, Общество, что не хотим знать этого естественного камертона. Может быть, человек знал его и удалился от него или, лучше сказать, развивая другие свои способности, оставил нравственный инстинкт в забытии. <…> До времен И. Христа инстинкт был совершенно забыт; его появление современно земному странствованию Спасителя»
[135].
Из подобных рассуждений Одоевский выводит и идею образования человека: «Одно материальное просвещение, образование одного рассудка, одного расчета, без всякого внимания к инстинктуальному, невольному побуждению сердца, словом, одна наука без чувства религиозной любви может достигнуть высшей степени развития. Но, развившись в одном эгоистическом направлении, беспрестанно удовлетворяя потребностям человека, предупреждая все его физические желания, она растлит его; плоть победит дух (сего-то и боится религия); мало-помалу погружаясь в телесные наслаждения, человек забудет о том, что произвело их; пройдет напрасно время, в которое бы человек должен был двинуться далее; но в природе не даром летит это время; природа, покорная (без свободной воли) вышним судьбам, совершит путь свой и вдруг явится человеку с ее новыми, неожиданными им силами, пересилит его и погребет его под развалинами его старого обветшалого здания! Такова причина погибели стольких познаний, которыми древние превышали новейших. Так будет и с нами, если религиозное чувство бескорыстной любви не соединится с нашим просвещением»
[136].
Здесь содержится сразу несколько интересных мыслей. Во-первых, что каждый человек не зря пришел в мир, у него есть некая миссия, которую он должен осуществить. Во-вторых, что погоня за материальными удовольствиями приведет не только к краху отдельной личности, но и к краху человечества, во всяком случае, современной цивилизации. Мы видим, что во взглядах на природу человека как тесно связанную с высшим нравственным началом, славянофилы и В. Ф. Одоевский совпадали. Также роднит их и тема необходимости подчинения этому началу рассудка, да и всего сознания человека.
Эту проблему уже в 60-е годы продолжил разрабатывать великий русский педагог К. Д. Ушинский в своем фундаментальном труде «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии»: «Поверхностное суждение легко приводит или к идеалистическому, или к материалистическому взгляду на человека; но внимательное, беспристрастное наблюдение самих психических явлений везде указывает на двойственность нашей природы, на два взаимодействующих начала. Кроме того, мы можем уже теперь сказать с уверенностью, что не сознание составляет сущность души, а врожденное ей стремление к деятельности, к жизни, для которого и самое сознание служит только одним из средств. Конечно, мы знаем только то, что доступно сознанию, ибо знание есть плод сравнения и различения, т. е. деятельности сознания. Но эта деятельность сознания, обогатив нас познаниями как о деятельностях нашей души, так и о явлениях внешней для нас физической природы, привела нас к необходимой гипотезе стремлений, которые предшествуют самой деятельности сознания.
…Душа со своим стремлением беспрестанно выходить из своего настоящего положения оказалась для нас прямым антагонистом материи, беспрестанно стремящейся пребывать в своем настоящем положении, будет ли то состояние покоя или состояние движения»
[137].
Таким образом, мы видим, что славянофильство и примыкающие к этому направлению мыслители обосновывали концепцию личности, основанную на синтезе трех сил человека – духа, души и тела в их иерархической зависимости. Рассудок, логическое мышление есть лишь одна из сил человека, притом не главная. Он должен быть подчинен «нравственному инстинкту», иначе он действует против самого человека.
Личное начало не противостоит общественному, но солидаризуется с ним. Свое наиболее полное выражение совокупность этих начал находит в крестьянской общине, где личное начало жертвует собою в пользу общественного. Профессор Ю. И. Сохряков пишет: «Идея личности вне самоотречения есть начало западное, отрывающее ее от христианства, ибо в христианстве свобода и идея личности определяется ее самоотречением. “Я”, оторванное от Бога и себе подобных оказывается несовместимым с подлинным христианством. Утрата христианского духа любви – вот о чем сетуют славянофилы»
[138].
Теперь посмотрим, что же противопоставляли убеждениям славянофилов западники? Начнем с воззрений человека, которого так несправедливо считают отцом-основателем западничества, – П. Я. Чаадаева.
