– Я знаю, что ты делала прошлым летом.
Пушистые ресницы захлопали в удивлении:
– Врешь.
Тиль вкратце описал кое-какие развлечения в колледже. Ребенок помрачнел:
– Подсматривал, гад? Шпионил? Кто протрепался?
– Да это у тебя... – Тиль не мог подобрать правильные слова, чтобы не напугать. – Короче, на лбу написано.
Тина подложила под себя ноги и расправила платьице, просто ангельское существо. Пронеслась тень дракона.
– Ладно, ангел смазливенький, чего надо?
– Почему хочешь себя убить?
Тиль увидел.
Просторный кабинет, Виктория Владимировна в траурном платье, Борисыч в черном костюме, какие-то люди в печали. Нотариус зачитывает завещание Ивана Дмитриевича. Все имущество переходит единственной дочери. Жена получает минимум, и то при одном условии. Тина вступает в права наследования сразу, как только исполнится восемнадцать лет. Но если до этого времени с ней что-то случится, внезапная смерть, или несчастный случай, или самоубийство, все состояние передается в пользу государства, включая дома, квартиры, счета и бизнес. Виктория оказывается на улице без копейки денег.
Видение растаяло.
– За что ты ее так ненавидишь? – спросил опечаленный ангел.
– Исковеркала жизнь отцу и мне, – ответила девочка, словно окончательно все решив. – Может, она и не моя мать. За все, сука, заплатит.
Для внушительности ангел поднялся, но устоять на зыбкой траве было трудно.
– С этого момента выбросила глупости из головы и слушаешь меня. И делаешь, как я прик... посоветую.
– Человек ангела не слышит.
– Есть одни способ. Отнесись серьезно. Запомни: почувствуешь резкую боль в животе два раза – это значит я тебе прик... не советую делать. Одни раз – разре... советую. Поняла?
– Через говно со мной будешь общаться? – ребенок залился клохчущим хохотом и добавил: – Хорош ангел, нечего сказать.
– Не твоего ума дело. Ангел думает за тебя.
Она насупилась и вдруг спросила:
– А если не послушаюсь?
– Будет очень плохо, детка.
– Откуда ты знаешь, от чего мне будет хорошо? Жопа подскажет?
Вопрос оказал трудным. Тиль потер в задумчивости за ухом:
– Тебе не один хрен? Слушай прямую кишку – не пропадешь.
Ребенок нагло ухмыльнулся и заявил:
– А вот возьму и сделаю по-своему. Что тогда?
– Накажу, – не очень уверенно соврал Тиль. Плохо, недостоверно.
Опытный хищник почуял слабину:
– В угол поставишь? Садомазо с плетками и наручниками? Вы как, анальные, любите доминировать или страдать?
– Узнаешь, что тогда будет...
Поигрывая оборками платья, малышка очаровательно улыбнулась:
– Ни хрена ты не можешь, ангелочек. Вали отсюда и не лезь в мои сны. А то таблеток наглотаюсь. Сдохну, а тебе всыплют за это.
– Постой, – растерялся Тиль. – Погоди...
Зрачок в центре купола дернулся, лес, полянка, платьице и девчушка рассыпались в цветное конфетти, закружились вихрем, унеслись.
Тина проснулась, поморгала, словно стряхивая лохмотья кошмара, потянулась к тумбочке и жадно выпила полстакана сладкого молока. Эту привычку она усвоила с раннего детства: каждую ночь выпить тепленькое. Не могли помешать ни похмелье, ни перебор дури. Овечка заглатывала дозу, не просыпаясь до конца. Досье указывало точно.
Ничего не помня, она перевернулась на другой бок и засопела. До утра можно расслабиться.
Ангел помахал недовольному коту, потревоженному хозяйкой, и покинул пост.
XIV
Нельзя жалеть. Это точно. Да и кого? Сумасшедшую, которая хочет унизить родную мать ценой собственной жизни. Настоящую преступницу. Подумаешь, слезу пустила. Это не повод забывать, кто она на самом деле: опасный зверь. Если бы не нужда, наблюдал бы, как обломается древо ее судьбы. Надо вести себя как другие ангелы. Не зря советовали.
С досады на романтический дурман Тиль саданул Мусика по бензобаку.
– Упрямая, злобная, наглая гадина!
Кажется, ангел кричал.
Мохнатая морда потасканного пса уставилась с любопытством. Барбос без породы и племени, вожак бродячей стаи, загрызет и не поперхнется. Опасный зверь, кто знает, что у него осталось от прежней шкуры.
Тиль дружелюбно поднял ладонь:
– Салют, братан! Паркуйся, кореш, побазарим, типа перетрем.
Черная картофелина носа презрительно сморщилась:
– Фу, молодой ангел, откуда вы набрались такого отвратительного блатного жаргона! – с профессорским выговором отчитал пес, не размыкая пасть. – Это совершенно недопустимое поведение. Не зря вам хотели надавать по... ну, неважно.
Очень не хотелось, но Тиль все равно извинился.
– Что, коллега, с овечкой проблемы? – участливо поинтересовалась псина. – Не переживайте, это нормально. На втором десятке начинаешь понимать, как с ними управиться. Научитесь, впереди у вас вечность.
Да нет у него вечности в запасе. А вот штрафных больше, чем надо. Найти бы управу на взбалмошное создание. Тиль застенчиво потупился:
– Можно побеспокоить вас вопросом?
– Разумеется, молодой ангел, – пес уселся на хвост и задней лапой почесал загривок, хотя откуда у собачьего ангела блохи.
– Дело в том, что я опоздал на учебу, слишком мало знаю об овечках, то есть как ими управлять. Так вот...
Барбос навострил уши:
– Что я слышу! Молодой ангел мало знает? Это недопустимо. Надо срочно пополнить запас ваших знаний.
– Но... – попытался возразить Тиль, ему было важно знать только одно: где у проклятой овечки кнопка. Прямая кишка не всегда срабатывает.
– Следуйте за мной, молодой ангел.
Квадратный дворик старинного монастыря замостили крупным булыжником. Стены древности поросли трещинами и плющом, в центре расположился фонтанчик. Над чашей, изогнутой лепестками, возвышался каменный цветок, из которого торчали затейливые кранчики птичьих клювов, отливавших начищенной бронзой. Журчали струйки жидкости, такой прозрачной, что она была еле различима. Всего – дюжина. Клювы венчали каменные щиты с туманными символами.
Пристроившись рядом с чашей, пес гостеприимно пригласил:
– Ближе, молодой ангел, не бойтесь.
– Что это? – спросил Тиль, пытаясь уразуметь резные знаки: казались знакомыми, но смысл ускользал.
– Источник знаний, разумеется. Квинтэссенция накопленного цивилизациями, в чистейшем виде. Употребите, не стесняясь.
